О силе страсти всегда судят по совершенным во имя нее безрассудствам.
Сердце умеет забыть легко и быстро, если хочет забыть.
О силе страсти всегда судят по совершенным во имя нее безрассудствам.
... в этом мире важно не то, как берутся за дело — смело или робко, — а то, чем все это кончается.
Кто обрел способность искренне сочувствовать людскому горю, хотя бы в одном-единственном случае, тот, получив чудодейственный урок, научился понимать всякое несчастье, как бы на первый взгляд странно или безрассудно оно ни проявлялось.
Он лишь принадлежал к тому сорту назойливых людей, что коллекционируют знакомства с таким же усердием, как дети — почтовые марки, чрезвычайно гордясь каждым экземпляром своей коллекции.
... я наслаждался блаженством душевного покоя и радовался счастью других, ибо, когда человек счастлив, ему кажется, что все вокруг него счастливы.
О том, каким ты был четверть века назад, можно говорить так, словно это касается кого-то другого.
Страсть, как болезнь, нельзя осуждать, нельзя и оправдывать; можно только описывать ее с все новым изумлением и невольной дрожью пред извечным могуществом стихий, которые как в природе, так и в человеке внезапно разражаются вспышками грозы. Ибо страсть подобного наивысшего напряжения неподвластна тому, кого она поражает: всеми своими проявлениями и последствиями она выходит за пределы его сознательной жизни и как бы бушует над его головой, ускользая от чувства ответственности. Подходить с меркой морали к одержимому страстью столь же нелепо, как если бы мы вздумали привлечь к ответу вулкан или наложить взыскание на грозу.
Стеснительность в любой её форме мешает быть самим собой. В полной мере человек раскрывается лишь тогда, когда чувствует себя непринуждённо.
Тщеславие тоже одурманивает, благодарность тоже оглушает, нежность тоже кружит голову.