Словно дети,
Разбежались мы тогда с тобой,
И не знали,
Что играем мы с судьбой.
Поздний вечер
Светит в окна горькая луна,
Ну, ответь мне,
Почему я как и ты одна?
Словно дети,
Разбежались мы тогда с тобой,
И не знали,
Что играем мы с судьбой.
Поздний вечер
Светит в окна горькая луна,
Ну, ответь мне,
Почему я как и ты одна?
— Жизнь — это не роман, Алекс. Она может внезапно прерваться. Как-то мы с мамой обедали около «Дэйли Плаза». На моих глазах автобус сбил человека. Он умер у меня на руках. И я подумала: неужели вот так можно умереть в день Святого Валентина? Я подумала обо всех, кто любил его, кто ждал его дома и больше никогда не увидит. А потом я подумала: а если у человека никого нет? Если всю жизнь никто и нигде не ждал его? Тогда я поехала в дом у озера в поисках ответа и нашла тебя... И я позволила себе увлечься этой прекрасной фантасмагорией, в которой время остановилось... Но это не настоящая жизнь, Алекс. Я должна научится жить той жизнью, которая у меня есть. Прошу тебя, не пиши мне больше. Не пытайся найти меня. Позволь мне отпустить тебя...
Оставленные жены и брошенные любовницы ведут себя в каждом обществе по-разному, это правда. Но женщина, которую то бросают, то снова любят, то отталкивают, то приближают, теряет не только личные, но и национальные особенности и становится просто психопаткой — а психопатии все нации покорны.
— Жизнь — это не роман, Алекс. Она может внезапно прерваться. Как-то мы с мамой обедали около «Дэйли Плаза». На моих глазах автобус сбил человека. Он умер у меня на руках. И я подумала: неужели вот так можно умереть в день Святого Валентина? Я подумала обо всех, кто любил его, кто ждал его дома и больше никогда не увидит. А потом я подумала: а если у человека никого нет? Если всю жизнь никто и нигде не ждал его? Тогда я поехала в дом у озера в поисках ответа и нашла тебя... И я позволила себе увлечься этой прекрасной фантасмагорией, в которой время остановилось... Но это не настоящая жизнь, Алекс. Я должна научится жить той жизнью, которая у меня есть. Прошу тебя, не пиши мне больше. Не пытайся найти меня. Позволь мне отпустить тебя...
Тяжело говорить — помолчим,
Хоть и лицом друг к другу сидим.
Полу-друг или полу-враг -
Всё равно не то как-то, всё равно не так.
Мир упал, у твоих ног спит.
Я не прав, а кто говорит...
Ветер воет, бьёт по ногам.
Финал истории: две минуты, как сижу сам.
Столько нужно тебе еще сказать,
Перед тем, как
Оборвется сигнал, и в тишине
Растворятся твои образы,
Твой голос, твое имя.
Оборвется сигнал, и тишина
Нас разделит на две плоскости,
Два берега, два мира.
Столько нужно тебе еще сказать
Перед тем, как
Оборвется сигнал, сорвется звонок,
В самый важный момент,
Когда по телу бьет ток.
Впервые признаться, что был не прав,
И в самом центре толпы теперь так,
Так одинок...
Я вся ему, пылая, отдавалась.
Он взял бессовестно. Прощаясь, медлил малость:
«Бывало лучше мне с иною королевой».
Прибилась к Воланду. Теперь я — просто Гелла...
Время не лечит... Лечит алкоголь и случайные знакомства. Лечат секунды проведенные, с кем-то другим. Лечат длинные улицы и проспекты в огнях. Огромные очки, за которыми не видно уставших глаз. Лечат мечты о лете, о новой жизни. А время... Время не лечит, время идет мимо, но ничего не меняется...