— Я ведь тебе не очень нравлюсь, да?
— ...
— Это хорошо, потому что мне нужно сказать тебе кое-что... Мне нужно рассказать это кому-то... А ты как робот, ты ничего не почувствуешь.
— Я ведь тебе не очень нравлюсь, да?
— ...
— Это хорошо, потому что мне нужно сказать тебе кое-что... Мне нужно рассказать это кому-то... А ты как робот, ты ничего не почувствуешь.
— Когда будешь стоять у алтаря, просто говори от сердца.
— Сердце — это орган. Оно качает кровь, иногда забивается. Оно не умеет разговаривать, у него нет маленьких губок.
— Я люблю тебя!
— Не верьте ему. Так они этого добиваются. Говорят «я тебя люблю». Засасывают тебя и валят твою оборону. Но как только тебе что-то действительно понадобится, они тебя продинамят. И ты оказываешься в пролете. Они променяют тебя на операцию или прикроются тобой во время перестрелки.
— Вы... злая.
Отсутствие близких — это один из факторов, поэтому мы и собрались здесь. Пациент на грани. Можно целый день обсуждать критерии, уровень очищения креатинина низок, но он не критичен, его грибковая пневмония излечима. Он на грани. Я приняла участие в двадцати семи трансплантациях, и всегда воля пациента к жизни важнее всего. А Рой хочет жить. Если мы дадим новые легкие, они не пропадут зря. Он будет жить, я уверена.
Люди забывают как это приятно, когда все тайны раскрыты. Плохие или хорошие, главное, что больше не надо молчать, нравится вам это или нет.
— Да, но у тебя много душевных терзаний.
— Терзаний?
— У твоей мамы болезнь Альцгеймера, с отцом ты не общаешься...
— ... пьешь много текилы и спишь не с теми парнями. А теперь терзания есть и у Иззи.
— И что, я теперь президент сообщества людей с неудавшимися судьбами?
Я выросла в Беверли-Хиллз. Китайский я знаю только в меню ресторанов. И к тому же я кореянка.