Диана Сеттерфилд. Тринадцатая сказка

– Знаете, почему мои книги пользуются таким успехом?

– По многим причинам, я полагаю.

– Это так. Но прежде всего потому, что они имеют завязку, развитие сюжета и финал, расположенные именно в такой последовательности. Разумеется, у всех историй есть завязка, развитие и финал, но они далеко не всегда следуют друг за другом по порядку. Правильный порядок – вот что важно. Вот за что читатели любят мои книги.

0.00

Другие цитаты по теме

На свете слишком много книг, чтобы все их прочесть за одну человеческую жизнь, и поэтому желательно где-то провести черту, заранее ограничив сферу своего чтения.

Ну же, быстрее... Восемь без одной минуты. Грелка была наготове, стакан наполнен водой из крана. Опаздывать никак нельзя. В восемь вечера окружающий мир переставал для меня существовать. Наступало время чтения.

Период между восемью часами вечера и часом или двумя ночи был моим волшебным временем. На фоне голубого, вышитого «фитильками» постельного покрывала страницы раскрытой книги, охваченные кругом света от ночника, были для меня воротами в иной мир.

Стандартная финальная формула «и с тех пор они жили долго и счастливо» не срабатывала.

Она никогда не читает книг из боязни найти в них слишком сильные проявления чувств.

Весь мой опыт, все события моей жизни, все знакомые мне люди, все мои вспоминания и мечты, все прочитанные мною книги — все это годами сваливалось в одну компостную кучу и постепенно перегнивало, превращаясь в темное жирное органическое вещество. Процесс разложения сделал это вещество однородным; из него уже не вычленить отдельные компоненты. Иные люди называют это воображением, но я воспринимаю его как большую кучу компоста. Время от времени я беру какую-нибудь идею, помещаю ее в компост и жду. Идея питается темным веществом, некогда именовавшимся жизнью, берет из него энергию и начинает идти в рост. Пускает корни. Дает побеги. И так далее, пока в один прекрасный день из идеи не вырастает рассказ или роман.

На свете слишком много книг, чтобы все их прочесть за одну человеческую жизнь, и поэтому желательно где-то провести черту, заранее ограничив сферу своего чтения.

Читатели — жалкие глупцы. Они уверены, что каждое литературное произведение является автобиографическим. Это утверждение справедливо, однако совсем не в том смысле, как им представляется. Жизненный опыт автора должен хорошенько перегнить, чтобы стать питательной средой для произведения. Надо дать ему разложиться. Вот почему я не позволяю репортерам и биографам копаться в моем прошлом, вытаскивая на свет отдельные кусочки и консервируя их в виде текста. Чтобы писать книги, я должна сохранять нетронутым свое прошлое как удобрение для новых идей.

Я человек незаурядный, но все же не до такой степени, чтобы помнить момент и обстоятельства своего рождения.

И каждый день я открывала какой-нибудь том и прочитывала несколько строк или страниц, позволяя голосам забытых покойников прозвучать у меня в голове. Чувствовали ли они, эти мертвые писатели, что кто-то читает их книги? Появлялся ли тоненький лучик света в окружающем их потустороннем мраке? Ощущала ли бессмертная душа соприкосновение с разумом читающего? Надеюсь, что да. Ведь это, наверное, так одиноко — быть мертвым.

Начнем сначала. Хотя начало не всегда там, где может показаться на первый взгляд. Наша жизнь представляется нам неимоверно важной, поэтому мы склонны думать, что его история должна начинаться с нашего рождения. Сначала не было ничего, потом родилась я... Однако это не так. Человеческое жизнь — не нить, которую можно выделить из веревки, разровнять и положить для всеобщего обозрения. Семейная жизнь — это паутина. Невозможно прикоснуться к какой-то ее нити, не заставив при этом вибрировать остальные. Невозможно понять одну часть без осознания смысла целого.