— Я люблю мужчин серьезных, а ты — поверхностный, не обижайся.
— А я люблю девушек с серьезными поверхностями.
6.00
— Хорошо хоть было?
— ... не выспалась.
— Еще не хватало, чтоб ты с мужиком выспалась!
М+Ж (Я Люблю Тебя)
Другие цитаты по теме
Cлайд с цитатой— Если ты такая умная, что же ты до сих пор одна?
— Я одна? Да у меня, между прочим, целый гарем! Слава богу, могу себе позволить! На все случаи жизни: Геннадий для безопасности, Василий для домашней работы, Евгений для устных разговоров, Этичка, можно сказать, для удовольствия, ну и Эдик так, для красоты.
— А что, не бывает так, чтобы один и на все руки?
— Бывает, но очень дорого. Даже я еще не заработала.
Если Бог существует — во что я, правда не верю, — Он должен знать, что есть предел силам человеческим, преде человеческому пониманию. Ведь разве не Он создал этот мир со своей безнадежной неразберихой, с его ложью, наживой, нищетой, отчужденностью, несправедливостью, одиночеством. Несомненно, Он действовал из лучших побуждений, но результаты оказались давольно-таки плачевными. Итак, если Бог есть, Он должен быть снисходителен к тем своим творениям, которые хотят пораньше покинуть эту Землю, а может быть, даже попросить у них прощения за то, что заставил ходить по ней.
Из одинокой женщины так просто сделать мишень, Гор. Даже ничего делать не надо. Достаточно просто не протянуть ей руки.
— Моя женитьба — это сугубо дело государственное. Мы — граждане этого города уже 700 лет. Наследственность должна опираться на нечто иное, чем любовная связь.
— Я ему о любви, он мне — о деньгах.
— Я говорю о долге.
— А как насчет сердца?
— Дело не в моем сердце, а в политике.
— Как романтично.
— Женитьба — это не романтично.
— Для этого Господь создал поэзию. Чтобы смягчить ложь в устах людей.
Айя смотрела, как Анита аккуратно раскладывала шарики по коробкам: в одну положила только синие шарики, в другую только зеленые, в третью только красные. Все желтые шарики остались в большой коробке. Анита минутку полюбовалась своим творением. Позвала маму и сестру, показала им пальчиком на результат своего труда.
— Умница, — улыбнулась Вероника. – Вот это красный цвет. Это зеленый. А это желтый. А вот это какой?
— Сиий, — заулыбалась Анита.
— Правильно, молодец, это синий.
Анита снова высыпала все шарики в коробку, перемешала ручками и принялась раскладывать. Теперь в одной коробке снова оказались только синие мячи, во второй зеленые вперемешку с красными, а в третьей вообще смесь из всех четырех цветов.
— Знаешь, мама, когда я смотрю, как она играет, мне кажется, кто-то на небе точно также играет в нас. Берет наши души и перемешивает их как хочет. Ведь после смерти душа наверняка не умирает вместе с телом, правда?
— Я не знаю, милая.
— А я точно уверена. Душа не умирает, она куда-то возвращается. В какой-то резервуар. Вся целиком, со всеми её компонентами – с любовью и ревностью, со страхом и печалью, с горестями и мечтами. Много-много вот таких «шариков», и в каждом – что-то важное, какая-то часть личности человека. И вот, попадает это всё в какую-то огромную коробку – например, вот в такую же, с розовым бантом, – а потом кто-то берет и раскладывает все эти частички снова по маминым животам — и рождаются дети. Кто-то снова весь состоит из частичек себя прежнего. Кому-то достались красные и зеленые шарики – частично смешались компоненты двух когда-то существовавших личностей, а кто-то и вовсе весь, как мозаика, состоит из разноцветных частичек живших когда-то совершенно разных людей.
— Любопытная теория, — улыбнулась Вероника. – Она могла бы объяснить возникновение раздвоения личности или проблемы с памятью. А еще тогда становится понятно, почему люди ищут и находят друг друга, влюбляются. Они стремятся воссоединиться?
— Наверное, — Айя вздохнула. – Видимо, в нас с Саймоном слишком много общих частичек, раз я никак не могу прекратить мечтать о нем. И, похоже, третья часть этого внутреннего разноцветного богатства досталась Стефани…
— Они выдали твою сестру за этот кусок разлагающейся плоти!
— Этот кусок разлагающейся плоти — кузен Дожа, доверенное лицо самого Папы. Весь двор Рима обожает его.
— Римский двор не собирается спать с ним.