Виктор Пелевин. Чапаев и Пустота

Я всегда находил поцелуй чрезвычайно странной формой контакта между людьми. Насколько я знаю, это одно из тех нововведений, которые принесла с собой цивилизация – ведь известно, что дикари, живущие на южных островах, или жители Африки, ещё не переступившие ту грань, за которой изначально предназначенный человеку рай оказывается навсегда потерян, не целуются никогда. Их любовь проста и незамысловата; возможно, что и само слово «любовь» неприменимо к тому, что происходит между ними. Любовь, в сущности, возникает в одиночестве, когда рядом нет её объекта, и направлена она не столько на того или ту, кого любишь, сколько на выстроенный умом образ, слабо связанный с оригиналом.

8.00

Другие цитаты по теме

... при Сталине после смерти атеизм был, а теперь опять религия. А по ней после смерти все как при Сталине. Ты прикинь, как тогда было. Все знают, что по ночам в Кремле окошко горит, а за ним — Он. И он тебя любит как родного, а ты его и боишься до усеру, и тоже как бы любить должен всем сердцем. Как в религии. Я про Сталина почему вспомнил — стал думать, как так можно — бояться до усеру и одновременно любить всем сердцем.

Просто любовь. Ты, когда ее ощущаешь, уже не думаешь — чья она, зачем, почему. Ты вообще уже не думаешь.

Любовь маскируется под нечто другое, пока её корни не достигнут дна души и недуг не станет неизлечимым. До этого момента мы сохраняем легкомыслие — нам кажется, мы всего-то навсего встретили забавное существо, и оно развлекает нас, погружая на время в веселую беззаботность. Только потом, когда выясняется, что никто другой в мире не способен вызвать в нас эту простейшую химическую реакцию, мы понимаем, в какую западню попали.

За своей мечтой сквозь года лети

И ломая все стены на пути,

Поцелуй её, закрыв глаза, помни:

«Жизнь лишь только в твоих руках!»

— Слушай, Затворник, ты все знаешь. Что такое любовь?

— А откуда ты знаешь это слово? — спросил Затворник.

— Когда меня выгоняли из социума, кто-то спросил, люблю ли я что положено. Я сказал, что не знаю.

— Гм... Как же это получше объяснить... Представь себе, что ты упал в воду и тонешь.

— А разве может быть так много воды?

— Может. Ну что — представил?

— Мм... Кажется, да.

— А теперь представь, что ты на секунду высунул голову, увидел свет, глотнул воздуха, и что-то коснулось твоих рук. И ты за это схватился и держишься. Так вот, если считать, что всю жизнь тонешь (а это так и есть), то любовь — это то, за что ты можешь ухватиться, чтобы не утонуть.

— А что же это может быть?

— Да все, что угодно. Хуже всего, если это кто-то другой — он может отдернуть руку и исчезнуть.

Любовь и смерть имели такую природу, что заниматься ими понарошку было невозможно. Не играло роли, верят ли участники процедуры в то, чем заняты, — важно было, что это действительно с ними происходит. Спариваться и умирать можно было только всерьез, хоть в домашнем уединении, хоть перед сотней камер на арене.

Ее губы.

Они лениво скользят по поверхности моих собственных губ, и не помышляя нырнуть поглубже, никаким сертификатом по дайвингу здесь и не пахнет, о запахах вообще речи не ведется. Ее губы – не соленые и не сладкие, в них нет ни остроты, ни горечи, с тем же успехом можно было бы целоваться с пластиковым стаканчиком. Определенно, это самый странный поцелуй в моей жизни, сам факт его существования бессмысленней, в нем нет и намека на светлое будущее, на прогулки под дождем, на смятые простыни и кофе по утрам, на покупку горного байка, диггерство и посещение религиозных святынь Ближнего и Среднего Востока. В нем нет и намека на откровения о бывших любовниках, детских болезнях и юношеских фобиях, «я так хочу тебя, лифт – самое подходящее место, только не забудь о резинках» – совсем не тот случай. Совсем не тот поцелуй.

Совсем не тот. И все же, все же…

Мне страшно подумать о том, что он когда-нибудь кончится.

Люди уже столько веков сравнивают любовь с болезнью, что желающий высказаться на эту тему вряд ли сообщит человечеству радикально новое. Можно лишь бесконечно уточнять диагноз.

Как и все в нашей жизни, любовь – это компромисс.

Свет по вечерам в окнах твоих не гаснет,

Мы говорим о бесконечном и прекрасном — рискованно,

Словно по встречке темной трассы,

Даже ремни безопасности не минуют опасность.

Порою разговор как митинги на площади -

У нас сумбурные крики и мы просто беспомощны.