— Да, — сказал он, — годы идут, годы идут...
— Постарела?
— Как тебе сказать... Оформилась.
— Да, — сказал он, — годы идут, годы идут...
— Постарела?
— Как тебе сказать... Оформилась.
— Есть вакансия. Газета «На страже Родины». Запиши фамилию — Каширин.
— Это лысый такой?
— Каширин — опытный журналист. Человек — довольно мягкий...
— Дерьмо, — говорю, — тоже мягкое.
— Ты что, его знаешь?
Есть такие молодые женщины, не то чтобы порочные, развратные, нет, а, как бы это лучше выразиться, — беспечные. Их жизнь — сплошное действие. За нагромождением поступков едва угадывается душа.
— Отсебятины быть не должно.
— Знаете, — говорю, — уж лучше отсебятина, чем отъеготина.
— А как один повесился — это чистая хохма. Мужик по-черному гудел. Жена, естественно, пилит с утра до ночи. И вот он решил повеситься. Не совсем, а фиктивно. Короче — завернуть поганку. Жена пошла на работу. А он подтяжками за люстру уцепился и висит. Слышит — шаги. Жена с работы возвращается. Мужик глаза закатил. Для понта, естественно. А это была не жена. Соседка лет восьмидесяти, по делу. Заходит — висит мужик…
— Ужас, — сказала Белла.
— Старуха железная оказалась. Не то что в обморок… Подошла к мужику, стала карманы шмонать. А ему-то щекотно. Он и засмеялся. Тут старуха — раз и выключилась. И с концами. А он висит. Отцепиться не может. Приходит жена. Видит — такое дело. Бабка с концами и муж повесивши. Жена берет трубку, звонит: «Вася, у меня дома — тыща и одна ночь… Зато я теперь свободна. Приезжай…» А муж и говорит: «Я ему приеду… Я ему, ***у, глаз выколю…» Тут и жена отключилась. И тоже с концами…
Вообще я заметил, что человеческое обаяние истребить довольно трудно. Куда труднее, чем разум, принципы или убеждения.
— Улыбнитесь, мужики, — попросил Жбанков. — Внимание! Снимаю!
— У тебя же, — говорю, — и пленки нет.
— Это не важно, — сказал Жбанков, — надо разрядить обстановку.