Эдуард Аркадьевич Асадов

Другие цитаты по теме

Когда уйдут молодость и красота, когда тела наши увянут и придет смерть, любовь останется, ибо останутся теми же души.

Потому что дружба, как любовь, —

Это двухколейная дорога!

Ты будешь дурой, коли мне уступишь:

Так восхищенья моего не купишь.

Мы от неведомого ждем чудес,

Отведавши — теряем интерес.

Вблизи ты женщина, на расстоянье -

Богиня, облачённая в сиянье.

В моих мечтах ты ярче заблистала,

Чем от природы женщине пристало,

И коль мечта мне заменила явь -

Её осуществленьем не бесславь!

Ты так во мне сладка, что поощренья

Не больше жажду я, чем мёд — варенья.

Что красота? Природы ловкий трюк:

Как дети на жонглера, ставши в круг,

Так на неё глазеем мы часами,

А после на себя дивимся сами.

Любовь, как сокол, бьёт добычу влёт,

А не отнимешь — вмиг её сожрёт:

Надежды похватав, как воробьишек,

Она с костями выблюет излишек.

Любовь — пчела: сбирает свой запас,

Кружит, жужжит, но жалит только раз.

Да, в мелких чувствах можно вновь и вновь

Встречать, терять и снова возвращаться,

Но если вдруг вам выпала любовь,

Привыкнуть к ней — как обесцветить кровь

Иль до копейки разом проиграться!

— Пока ты дышишь — ты всего лишь дышишь,

А вот пока ты любишь — ты живешь.

Кто придумал на свете такую разницу:

Вот ты входишь в любовь, словно в светлый храм,

А любимая сердце вручает там,

Где какой-нибудь тип, как последний хам,

Этим сердцем почти вытирает задницу.

Квазимодо остановился под сводом главного портала. Его широкие ступни, казалось, так прочно вросли в каменные плиты пола, как тяжелые романские столбы. Его огромная косматая голова глубоко уходила в плечи, точно голова льва, под длинной гривой которого тоже не видно шеи. Он держал трепещущую девушку, повисшую на его грубых руках словно белая ткань, держал так бережно, точно боялся ее разбить или измять. Казалось, он чувствовал, что это было нечто хрупкое, изысканное, драгоценное, созданное не для его рук. Минутами он не осмеливался коснуться ее даже дыханием. И вдруг сильно прижимал ее к своей угловатой груди, как свою собственность, как свое сокровище... Взор этого циклопа, склоненный к девушке, то обволакивал ее нежностью, скорбью и жалостью, то вдруг поднимался вверх, полный огня. И тогда женщины смеялись и плакали, толпа неистовствовала от восторга, ибо в эти мгновения... Квазимодо воистину был прекрасен. Он был прекрасен, этот сирота, подкидыш, это отребье; он чувствовал себя величественным и сильным, он глядел в лицо этому обществу, которое изгнало его, но в дела которого он так властно вмешался; глядел в лицо этому человеческому правосудию, у которого вырвал добычу, всем этим тиграм, которым лишь оставалось клацать зубами, этим приставам, судьям и палачам, всему этому королевскому могуществу, которое он, ничтожный, сломил с помощью всемогущего Бога.

Я приехал, чтобы вести нищенское существование. Я приехал, чтобы писать о правде, красоте, свободе, о том, во что я верил больше всего – о любви.

Вы сами знаете давно,

Что вас любить немудрено,

Что нежным взором вы Армида,

Что легким станом вы Сильфида,

Что ваши алые уста,

Как гармоническая роза...

И наши рифмы, наша проза

Пред вами шум и суета.

От слов о любви звенит голова.

Они и красивы, и очень хрупки.

Однако любовь — не только слова,

Любовь — это, прежде всего, поступки.

И тут никому не нужны лазейки.

Доказывай чувства и — весь секрет.

А вот если дел за словами нет,

Любви вашей стоимость три копейки!