Я пытаюсь его утешить. Но он глядит в сторону. Мои слова его не убеждают, но мне они приносят облегчение. Ведь так всегда бывает, когда утешаешь.
... роскошь — это беззаботная жизнь!
Я пытаюсь его утешить. Но он глядит в сторону. Мои слова его не убеждают, но мне они приносят облегчение. Ведь так всегда бывает, когда утешаешь.
И вдруг меня охватывает несказанная печаль, которую несёт в себе время; оно течёт и течёт, и меняется, а когда оглянешься, ничего от прежнего уже не осталось. Да, прощание всегда тяжело, но возвращение иной раз ещё тяжелее.
Один год войны наслаивался на другой, один год безнадежности присоединялся к другому, и когда мы подсчитывали эти месяцы и годы, мы не знали, чему больше изумляться: тому ли, что уже столько или что всего-навсего столько времени прошло. А с тех пор как мы знаем, что мир не за горами, каждый час кажется в тысячу раз тяжелее, и каждая минута в огне тянется едва ли не мучительнее и дольше, чем вся война.
— Ну вот, Вайль, вы и дождались своего времечка.
— Что ж, оно не будет таким кровавым, — спокойно отвечает Макс.
— И таким героическим, — возражает Хеель.
— Это не все в жизни, — говорит Вайль.
— Но самое прекрасное, — отвечает Хеель. — А что ж тогда прекрасно?
Вайль с минуту молчит. Затем говорит:
— То, что сегодня, может быть, звучит дико: добро и любовь. В этом тоже есть свой героизм.
Даже самые безрассудные дела надо делать с полной самоотдачей. Иногда это приносит успех.