Солнышко вставало
с песнею утешной,
ведь оно не знало
о любви кромешной.
Синева слетела
На сугробы сада,
и синица спела —
больше жить не надо.
Солнышко вставало
с песнею утешной,
ведь оно не знало
о любви кромешной.
Синева слетела
На сугробы сада,
и синица спела —
больше жить не надо.
Я поняла, что на людей надо смотреть так, как они сами на себя сморят в зеркало. Иной раз чурбан или дурнушка, а взглянешь, как они в зеркало смотрят, уколет. Должно казаться умное лицо или пикантное, а вдруг и я также? На себя лучше смотреть, как на тебя другие смотрят, не из зеркала.
Странное сейчас состояние. От школы — ощущение бреда, как будто приснилось в страшном сне. Временами ощущение полного своего ничтожества. Иногда, как будто холодные и теплые ветры столкнулись во мне, и столб воздуха завертелся в душе.
Человек граничит с морем,
Он — чужая всем страна,
В нем кочуют реки, горы,
Ропщут племена,
В нем таятся руды, звери,
Тлеют города,
Но когда он смотрит в точку —
Тонет, тонет навсегда.
Человек граничит с морем,
Но не весь и не всегда, —
Дрогнет ум, потоп начнется,
Хлынет темная вода.
По-моему, самое важное чувство для художника — это не иметь чувства масштаба. Сбрасывание традиционных мер, пространство должно быть инстинктивным, в крови.
Что ты умрешь — ужели вправду?
Кто доказал?
Чужие руки прикоснутся
К твоим глазам.
И не польется свет оттуда
И не туда,
Лишь тихо шепчется с землею
Твоя руда.
А смерть подкинет на колене
Шаль иль платок
И вот — ко всем тебя привяжет,
Вонзив крючок.
Как стыдно стариться -
Не знаю почему,
Ведь я зарока не давала
Не уходить в ночную тьму,
Не ускользать во мрак подвала,
Себе сединами светя,
Я и себе не обещала,
Что буду вечное дитя.
Но всё ж неловко мне невольно,
Всем увяданье очевидно.
Я знаю — почему так больно,
Но почему так стыдно, стыдно?
У дома нашего сегодня дверь болит.
Он плывет по весне, суровый и утлый.
А снег еще хрустит, как будто бы
костями
людоеды хрустят в мусорной яме.
Смотрит в небо стадо луж черно-голубых
тихими глазами сирот и немых.
Наточила луна из лучей
сотни синих ножей.
Как многообразен внешний мир, как будто дело чести Создателя, чтобы на огромном пляже не было двух одинаковых песчинок. Их не может быть, я уверена. Но мир душевный и, конечно, духовный гораздо менее многообразен, чувства и боль у всех почти одинаковы, и духовные переживания — они поднимаются по дороге, маршрут которой святым хорошо известен. То есть чем сущностней, тем ближе к единице.
Вот уже скоро, вот-вот —
ну хоть раз поверьте —
море скоро расцветет,
еще до нашей смерти.
Оно подымется цветком
на стебле из волн и пены.
И, пожалуй, будет выше
всех иных земных растений.
О, научись сплетать слова слепым безумным языком,
как сам Господь: из соли и воды.
Не предаст меня тело коварное —
Это скопище скрупулов бранное,
Это атомов стадо лукавое,
Это правильных бредов собрание.
Поболит-поболит и опомнится
и по кругу пойдёт опять.
Не предаст меня вече багровое
крови шумное, не предаст.
А душа как «божественный ветер»
Мчит над морем, не глядя назад,
чтобы бросить в кого-то другого
тело, взятое напрокат.