Елена Шварц

Мне нравятся слова, прочитанные мной позавчера: ученье — свет, а неученье — тьма. Но я хочу исправить их: ученье — жизнь, а неученье — могила.

Музыка! Кроме неё на свете

нет ничего,

из волн её выпрыгнут дети

и рыбой — в неё.

Кто же спасется? Всякий утонет,

запомнит, раковиной споёт.

Музыка в развитых пеленах

мокрым и гневным младенцем идёт.

Не знаю, как другим, а мне

Сей мир не по плечу.

Не предаст меня тело коварное —

Это скопище скрупулов бранное,

Это атомов стадо лукавое,

Это правильных бредов собрание.

Поболит-поболит и опомнится

и по кругу пойдёт опять.

Не предаст меня вече багровое

крови шумное, не предаст.

А душа как «божественный ветер»

Мчит над морем, не глядя назад,

чтобы бросить в кого-то другого

тело, взятое напрокат.

Вот уже скоро, вот-вот —

ну хоть раз поверьте —

море скоро расцветет,

еще до нашей смерти.

Оно подымется цветком

на стебле из волн и пены.

И, пожалуй, будет выше

всех иных земных растений.

О, научись сплетать слова слепым безумным языком,

как сам Господь: из соли и воды.

Солнышко вставало

с песнею утешной,

ведь оно не знало

о любви кромешной.

Синева слетела

На сугробы сада,

и синица спела —

больше жить не надо.

Как многообразен внешний мир, как будто дело чести Создателя, чтобы на огромном пляже не было двух одинаковых песчинок. Их не может быть, я уверена. Но мир душевный и, конечно, духовный гораздо менее многообразен, чувства и боль у всех почти одинаковы, и духовные переживания — они поднимаются по дороге, маршрут которой святым хорошо известен. То есть чем сущностней, тем ближе к единице.

У дома нашего сегодня дверь болит.

Он плывет по весне, суровый и утлый.

А снег еще хрустит, как будто бы

костями

людоеды хрустят в мусорной яме.

Смотрит в небо стадо луж черно-голубых

тихими глазами сирот и немых.

Наточила луна из лучей

сотни синих ножей.

Как стыдно стариться -

Не знаю почему,

Ведь я зарока не давала

Не уходить в ночную тьму,

Не ускользать во мрак подвала,

Себе сединами светя,

Я и себе не обещала,

Что буду вечное дитя.

Но всё ж неловко мне невольно,

Всем увяданье очевидно.

Я знаю — почему так больно,

Но почему так стыдно, стыдно?

Что ты умрешь — ужели вправду?

Кто доказал?

Чужие руки прикоснутся

К твоим глазам.

И не польется свет оттуда

И не туда,

Лишь тихо шепчется с землею

Твоя руда.

А смерть подкинет на колене

Шаль иль платок

И вот — ко всем тебя привяжет,

Вонзив крючок.