— У него великая воля к жизни, правда?
— Вы это так определяете? Я бы сказал — великий страх смерти.
— А разве есть разница?
— О да, конечно. Ведь страх не придаёт ему сил. Он его истощает.
— У него великая воля к жизни, правда?
— Вы это так определяете? Я бы сказал — великий страх смерти.
— А разве есть разница?
— О да, конечно. Ведь страх не придаёт ему сил. Он его истощает.
— Чарльз, по-моему, ты нисколько не переменился.
— Да, к сожалению.
— Ты хотел бы перемениться?
— Только в этом и проявляется жизнь.
В их глазах я вижу ненависть и страх. Будто это я виноват в распространении заразы. Будто это я источник всех несчастий, опустошающих эту землю. Мне негде от них спрятаться, некуда убежать. Лес перекрыл все пути к отступлению.
Мы обречены.
— По-вашему, обязательно нам каждый вечер напиваться? — спросил меня как-то утром Себастьян.
— По-моему, обязательно.
— И по-моему, тоже.
— О! Что с Вами? Вы ужасно вспотели!
— Это дело вкуса: один любит в пинг-понг играть, другой любит потеть.
Рождественским подарком была живая черепашка с инкрустированным бриллиантами по панцирю вензелем Джулии; и это чуточку непристойное живое существо, то беспомощно оскальзывающееся на паркете, то поднятое для всеобщего осмотрения на ломберный столик или ползущее по ковру, прячась при малейшем прикосновении и тут же снова вытягивая морщинистую шейку и раскачивая серой допотопной головой, стало для меня образом всего того вечера, тем крючком на сети воспоминаний, который зацепляет внимание, хотя нечто гораздо большее совершается у нас на глазах.
– Господи, – сказала леди Марчмейн. – И неужели она ест все то же самое, что и обыкновенная черепаха?
– А что вы сделаете, когда она подохнет? – спросил мистер Самграсс. – Нельзя ли будет вставить в этот панцирь новую черепаху?
... Прошлое и будущее так теснят нас с обеих сторон, что для настоящего совершенно не остается места.
Страх — это хорошо. Даже замечательно. Страх подталкивает тебя к поступкам, на которые ты обычно не способен.
Лёгкий, как воздух, есть такое выражение — лёгкий, как воздух. А мне теперь приносят воздух в тяжёлой железной бочке.