Мне стало чуждо все дневное,
Моей тоске исхода нет.
Забвенье ночи любят двое —
Наивный месяц и поэт.
Один плетет лучи и тени,
Рядит в алмазы лес и луг.
Другой в кругу своих видений —
Бесплотных, ласковых подруг.
Мне стало чуждо все дневное,
Моей тоске исхода нет.
Забвенье ночи любят двое —
Наивный месяц и поэт.
Один плетет лучи и тени,
Рядит в алмазы лес и луг.
Другой в кругу своих видений —
Бесплотных, ласковых подруг.
Лилово-красный, яркий пламень
Залил пожаром небосвод,
И тяжкий стук, дробящий камень,
Ударил в царство сонных вод.
Рожденный в пламени раската,
Несет он мщенье, как стрела.
И бледным ужасом объята
Слепая ночь тоски я зла...
Солнце! Твой восход победный
Совершает чудеса.
Меркнет свет неверно-бледный
В ночь ласкавший небеса.
Мощь бессмертного сиянья
Освежает все пути.
И восторгом ликованья
Начинает жизнь цвести.
Шумела жизнь, как бурная река:
Смеялся день в беспечности цветущей.
На боль тоски томительно-гнетущей
От стран любви, от снов, издалека
Влечет к тебе, великой, всемогущей.
Давно, как ты, темна моя тоска.
Любовь! — Святая с улыбкой жгучей.
Голгофа счастья — любовь, любовь!
Казни и смейся, пьяни и мучай,
Костер багряный душе готовь!
Словно над гробом лампада,
Меркнет заплаканный день.
Думай о счастье. Так надо
Светлое платье надень.
Вспомни о том, как смеется
Солнце над блеском полей.
Ветер за окнами бьется,
Листья срывая с ветвей.
Я бегу в пустыне злобной, черным ужасом объят.
Ночь висит, как свод надгробный. Тени мрачные стоят.
Я гляжу им робко в лица и не знаю — кто мне враг...
О, блесни, блесни, зарница, и разбей зловещий мрак!
Любовь приходит сразу,
Но путь её лукав —
Совсем незримый глазу
Среди цветов и трав.
Обманутое сердце
Не ждет её. Но вот —
Она стучится в дверце
И вкрадчиво зовет:
— Впусти меня. Я знаю -
И только я одна -
Пути к такому краю,
Где вечная весна.
... она поцеловала Валькура в лоб робко и быстро, так, что ему показалось, будто его овеяло теплым дыханием или рядом пролетела ласточка.
О нет, не в теле — жизнь, а в этих милых
Устах, глазах и пальцах дорогих;
В них Жизнь являет славу дней своих,
Отодвигая мрак и плен могилы.
Я без нее — добыча тех унылых
Воспоминаний и укоров злых,
Что оживают в смертных вздохах — в них,
Часами длясь, пока уходят силы.
Но и тогда есть локон у груди,
Припрятанный — последний дар любимой,
Что разжигает жар, в крови таимый,
И жизнь бежит скорее, и среди
Летящих дней вкруг ночи неизменной
Сияет локон красотой нетленной.