— Сынок, это нехорошо.
— Мам, я не за осуждением, я за пониманием пришёл.
— Это несправедливо по отношению к Насте. Ну всё-таки двадцать лет...
— Да нет никакой справедливости. А я, мам, есть.
— Сынок, так нельзя.
— Пап, я знаю, что нельзя. Это ж вы меня воспитали. Но как можно — тоже невозможно.
Мы оба с вами сыновья знатных лордов и знаем, как много значат происхождение и кровь и то раннее воспитание, которое ничем не заменишь.
— Молодой человек, какой-то у вас коньяк невеселый. Вы не могли бы нам налить что-нибудь порадостней.
— И побезответственней.
— С оттенком вот этого опа-опа-опа-опа.
— С девушкой та же история: взял у нее телефон и все, можно не звонить. Самое главное произошло — ты предложил, она согласилась. В общем, уже и достаточно.
— Ну, у меня все-таки еще не так!
— У меня тоже не всегда так, но все чаще и чаще.
— Это, друзья мои, старость.
Вы, конечно, хотели, чтобы мне было хорошо, но учили быть хорошим, а это, как выясняется разные вещи. А порой просто несовместимые.
Из всех чувств сильнее всего щемящая и нескончаемая тоска по справедливости и пониманию.
— Вот кто бы мог такую красоту описать?
— Мне кажется, только Пушкин!
— Ох ты ж, нихера ж себе, мондула раздвижная.
— Мондула!
Слушайте, а можно я уже буду счастлив, как нельзя? Можно? Ну, можно я уже дойду, бог знает, до чего, и гляну, может там не так уж и плохо. Ну никто же из нашей семьи там никогда не был.
Начинаешь запрещать себе делать то, что хочешь, а в итоге вообще запрещаешь себе собственно хотеть.
Cлайд с цитатой