Все знанья мира, что пошли мне впрок,
Я, глядя на дела невежд, извлек.
Все знанья мира, что пошли мне впрок,
Я, глядя на дела невежд, извлек.
Невежда — осел, даже хуже него, потому что его можно водить куда угодно и грузить на него что угодно. Осел не претендует на превосходство и остроумие, он всегда смирен, дашь ли ты ему есть или нет. Он — вьючный невольник, но он — могучий труженик.
У невежды нет качеств осла, его душа дурные свойства приобрела. Он горделив и надменен, в голове его — сотни развратных сновидений. Он таит в своей душе сотни вредных для людей мыслей, люди могут ожидать от него тысячи неприятностей. Крик осла неприятен на слух, но других пороков в нем нет. Он с мельницы везет к тебе домой муку, а чтобы ты мог изготовить из нее пищу, он привозит тебе дрова. Он всегда готов трудиться. Невежда будет злиться, если его ты назовешь ослом, а осел на любые слова не отвечает злом.
Вышел волк голодный, видит полн ягнят простор степной,
Медленно проходит стадо мирной пастьбою ночной.
Режет волк овец. А овцы щиплют сочную траву.
Волк и овцы наполняют с жадностью желудок свой.
Волк траве — ягненок мирный, а для волка он — трава.
Помни это! Редко встретишь меткий оборот такой.
Помни это выраженье, зорче в жизнь свою вглядись:
Волком быть или ягненком, бойся участи любой!
Ты в погоне за ягненком? Но, глупец, не забывай:
На тебя, как на ягненка, смотрит кто-нибудь другой.
Ты не волк и не ягненок? Почему же при дворе
Состоишь? Без оговорок дашь ли мне ответ прямой?
Не гордись, что хлеб пшеничный и ягненка ешь, а друг
Черствый хлеб, отсевков полный, ест с холодною водой.
Одинаково придется как тебе, так и ему
Вечность пролежать недвижно без обеда под землей.
Разве ты услышишь это, разве сердцем ты поймешь,
Если уши внемлют пенью, если взгляд пленен игрой?
Удивительного хочешь. Чуда в жизни ищешь ты.
Что ж в окно через решетку смотришь ты па мир земной?
Нет, гляди и удивляйся на себя, что скован ты
Цепью крепкою под этой высью вольной голубой.
Что в неведении жалком чистая твоя душа,
Как сова, живет в руинах, в сумрачной степи глухой!
Что тебе от этих пышных цветников, садов, дворцов?
Плоть твоя — чертог прекрасный, панорама — разум твой.
Спишь ты сладко. Над тобою днем и ночью небосвод
Колыбельным пеньем веет, а не громом, не грозой.
Если жизнь провесть ты хочешь, как осел, в еде и сне,
Ты душой увязнешь в муках, как в грязи осел зимой.
Чтоб с лицом, покрытым прахом, не предстать пред судией.
Чистою водою знанья лик души своей омой!
Баня, мускус и бальзамы старости не победят;
Старые стирать одежды и утюжить — труд пустой.
Ведь они не обновятся... наставления прими,
Хоть совет полезный горек, как целительный настой.
Сохрани же от худжата хорасанского навек
Слово доброго совета, слово мудрости живой!
Нас окружает невежество, зачастую чванливое и отстаивающее свое право быть таким. Оно все время приобретает новых сторонников. Оно самоуверенно и заявляет о своем превосходстве устами наших ограниченных политиков. А знание, хрупкое и переменчивое, которому угрожают разные опасности, которое сомневается в самом себе, является, возможно, одним из последних прибежищ утопии.
Предположим, что мы достаточно мудры, чтобы узнавать и знать, однако еще недостаточно мудры, чтобы контролировать свой процесс познания и сами знания, а потому используем их себе во вред. Даже если и так, знание все равно лучше, чем невежество.