Чарльз Буковски. Женщины

Если то, что писатель написал, издавалось и расходилось во многих, многих экземплярах, писатель считал себя великим. Если то, что писатель писал, издавалось и продавалось средне, писатель считал себя великим. Если то, что писатель писал, вообще никогда не издавалось, и у него не было денег, чтобы напечатать это самому, то он считал себя истинно великим.

0.00

Другие цитаты по теме

Но можете быть уверены — у худших писателей больше всего уверенности и меньше всего сомнений в себе.

Я все равно бросить писать не смогу, это симптом безумия.

Самое худшее для писателя — знать другого писателя, а тем паче — несколько других писателей. Как мухи на одной какашке.

... от нее исходила жизненная сила – от такой не отмахнешься. Я чувствовал, как между нами побежали вибрации.

Некоторые – замороченные и нехорошие, но всё равно они были.

Я не хочу ее вернуть, я просто хочу попробовать объяснить, что случилось, чтоб она поняла.

Я в этих горах — как в капкане. да ещё с двумя ненормальными бабами. Они отнимают всю радость у ***ли, болтая о ней постоянно. Мне тоже нравится ***стись, но ***ля ведь для меня — не религия. В ней чересчур много смешного и трагичного. Люди вообще толком не понимают, как с ней обращаться, поэтому превратили в игрушку. В игрушку, разрушающую их самих.

Со всеми остальными нами всё будет в порядке, пока бедняки не научатся делать атомные бомбы у себя в подвалах.

Откуда появляются женщины? Запас их неистощим. Каждая — особенная, разная. У них письки разные, поцелуи разные, груди разные, но мужику в одиночку столько не выпить: их слишком много, они закидывают ногу на ногу, сводя мужиков с ума. Что за пиршество!

Мы все больны мечтой, потому-то мы и здесь.

– Вы думаете, я привлекательная? – спросила Лайза.

– Да, конечно. Но больше всего мне нравится ваш стиль. В вас есть некая щемящая нота.

– Умеете ввернуть, Чинаски.

– Приходится. Мне почти шестьдесят.

– Больше похоже на сорок, Хэнк.

– Вы тоже умеете вворачивать, Лайза.

– Приходится. Мне тридцать два.

– Рад, что не двадцать два.

– А я рада, что вам не тридцать два.

– Ночь сплошной радости, – сказал я.