Анна Борисова. Там

«Если после смерти что-то есть, это очень хорошо. А если ничего нет, то еще лучше» — сказал изобретатель Эдисон. Столько всяких версий существует! Есть теория «выхода из тюрьмы». Будто все мы на самом деле обитатели другого мира, который гораздо лучше нашего. А Земля — это тюрьма, и мы сюда помещены за преступления. В зависимости от тяжести содеянного сроки у всех разные, но максимальный — 100 лет. Кто умирает в младенчестве, это мелкие хулиганы, кому дали типа 15 суток. В тюрьме есть разные зоны. Общий режим — это развитые страны. Строгий — это как у нас. Особый — это как в Африке. Отсидел свое, помираешь и возвращаешься на волю. Другая теория называется «Пробуждение». Будто земная жизнь — это такое сновидение. У кого кошмарное, у кого более или менее приятное. Насильственная смерть — это когда спящему в ухо крикнули или грубо растолкали. Естественная, от старости, — это когда мирно продрых до утра и спокойно проснулся. К теории сна примыкает теория комы. Ну, то что ты сейчас находишься в коме и тебя посещают всякие фантомные видения, которые и есть земная жизнь. А смерть — это ты выходишь из комы, к тебе возвращается сознание... В общем, на эту тему много чего напридумано. Лично мне было бы интересно, если бы после смерти мы становились звездами. Ведь откуда-то рождаются все время новые звезды? Для этого требуется выброс энергии. Что если смерть и есть такая энергетическая трансмутация? Если душа была мощной, возникает новое солнце. Если хилая, то какой-нибудь мелкий астероид. Небесных тел во Вселенной столько, сколько жило и умерло людей.

0.00

Другие цитаты по теме

Они вошли в лабиринт с двух разных концов и все тридцать минут проблуждали среди зеркал, пытаясь отыскать друг друга. Наконец сошлись в квадратной комнате. Все классно, миллион отражений в любых ракурсах. Но... только пристроились, только наладились, как послышались шаги сторожа. Семь часов, пора закрывать. Пришлось сворачиваться в темпе. Жанна была в таком заводе, что даже разревелась. Мужчине то что, они своё всегда получат. Но она, бедняжка, за эту десятидневку наголодалась сполна. За все время успела кончить только один раз. Посреди бухты, на лодке, звездной ночью. Так заорала, что чайки с воды взлетели. Одну ночь супруги все-таки провели вместе, но было не до любви. Это когда Жан за ужином ракушками отравился. Она тайком прокралась к нему в комнату. Ужасно жалела его. Лекарство подействовало не сразу, Жан каждые пять минут бегал в туалет. Потом, когда он, обессиленный, уснул, она сидела рядом с кроватью и просто смотрела на него. Странно, но, может быть, это был самый счастливый момент всей медовой недели.

Слепой — не тот, кто не может видеть, а тот, кто не хочет видеть и сам закрывает глаза.

У мужчины больше шансов найти счастье, чем у женщины. Потому что женщин, умеющих любить, на свете гораздо больше, чем мужчин, достойных любви.

Он боялся не смерти, он боялся жизни! Боялся, что со смертью всё не закончится, а начнётся новая тягомотина, какая-то другая форма бытия, пускай не похожего на земное, но такого же неотвязного и нескончаемого.

В зрелые годы нужно выбирать собеседника из своей возрастной категории. Общие воспоминания, общий язык, общие шутки. А главное — всё понятно без объяснений.

Не секрет, что с тех самых пор, как человек уверовал в существование Высшего Божества, создавшего небо, звёзды, земную твердь, людей, животных и вообще всё, кроме чувства юмора, бывшего всегда и пребудущего вовеки, возникло и сильное, всепоглощающее желание не помереть в положенный срок, а оказаться в каком-нибудь ином мире, поблизости от Высшего Божества. (Некоторые даже предполагают, что вначале возникло такое желание, а потом уже люди уверовали в существование Всевышнего и Всемогущего).

Now I know that there’s a different way to die:

My body breathes, heart still beats, but I am not alive...

Лучшие из мужчин любят человечество, н не очень умеют любить одного человека, а лучшие из женщин человечеством не очень интересуются, зато одного человека умеют любить очень сильно.

— А ты веришь в загробную жизнь? — спросил стрелок, когда Браун выложил ему на тарелку три дымящихся кукурузных початка. Браун кивнул.

— Сдается мне, это она и есть.