— Разве мы не заслуживаем шанса?
— Все это неважно. Ты снова уйдешь. Мы не видим правду, потому что мы слабые и на что-то надеемся. Но для любви надежды нет, она заканчивается предательством. Так было всегда.
— Знаешь, я тебе не верю.
— Разве мы не заслуживаем шанса?
— Все это неважно. Ты снова уйдешь. Мы не видим правду, потому что мы слабые и на что-то надеемся. Но для любви надежды нет, она заканчивается предательством. Так было всегда.
— Знаешь, я тебе не верю.
— Ты мне нравишься, Мэри... Нравишься очень сильно. Хочу спросить тебя прямо и откровенно. Я хочу, чтоб ты честно ответила; как ты думаешь, каков шанс у такого парня, как я, и такой девушки, как ты, быть вместе?
— Ну... Трудно сказать... Мы совсем не...
— Не жалей меня! Скажи как есть. Я проделал долгий путь, чтобы увидеть тебя, Мэри. Будь со мной откровенна... Какой у меня шанс?
— Небольшой.
— Небольшой – это один из ста?
— Я думаю, скорее, один из миллиона.
— Значит, шанс всё-таки есть.
Ты заточила свое сердце в ледяную крепость и хочешь погрузить весь мир в холод, но все равно любовь найдет выход.
Любовь, пускай в этом никто не признается, никогда не бывает равной. И в этом неравенстве лежит ее хрупкость. Ибо тот, кого любят меньше, однажды поймет, что у любви вкус праха.
Надежда — это наиболее волнующая вещь в жизни; если ты честно веришь, что любовь где-то там, она придет. И даже если она не придет, у тебя есть шансы, что это скоро случится.
Мне не близка идея ухода понарошку. Дело не в том, что я такая решительная, а в том, что такая трусливая. Если есть хоть капля надежды, что все можно исправить, я останусь. Я буду штопать – шилом и дратвой или бисерной иглой и собственными волосами, как раньше зашивали колготки. Я буду клеить чем придется – хоть двусторонним скотчем, хоть смолой, хоть «Моментом». Да я просто согласна складывать кусочки и держать их – часами, сутками, – а вдруг прирастут. Я буду соединять огнем, холодом и железом, до тех пор, пока надежды не останется. Потому что боюсь не использовать все шансы, боюсь этого, догоняющего через годы, сознания: я не сделала все, что могла. Понять однажды, что если бы в «тот» момент я заплакала, промолчала, закатила истерику, солгала, закрыла глаза – не важно что, – то все бы наладилось… Поэтому я лгу, плачу и закрываю глаза до последнего, пока мерцает возможность.
С самого начала этой любви я ощущал, что если не брошусь в неё с головой, отдаваясь ей всем сердцем полностью и навсегда, у меня не будет абсолютно никакого шанса. Но какая мне разница, будет этот шанс маленьким или большим? Я хочу сказать, должен ли я, могу ли я принимать это во внимание, когда люблю? Нет никаких мыслей о победе. Ты любишь лишь потому, что любишь.
Куда уходит вещество любви, доверия, постоянства? Откуда берется вещество предательства?...
— С любовью так нельзя, ее нельзя запланировать, она просто случается.
— Значит, она должна сидеть дома и надеяться, что кто-то пройдет мимо?
— Нет, надо пытаться, есть множество вариантов улучшить свои шансы.
Предательство — это боль двоих, кем бы ты ни был — палачом или жертвой! Может быть, боль у них разная, но кто придумал, какая из них сильней?! Причинять боль страшно! А страх невозможно любить!
Ничего не поделаешь – то мы предаемся любви, то любовь предает нас.