Время — оно хитрое. Оно всех догонит и всем покажет...
Человек может успеть бесконечно много. Всё остальное — вопрос организации. Время резиновое. Утекает у бездельников и прилепляется к тем, кто вечно занят.
Время — оно хитрое. Оно всех догонит и всем покажет...
Человек может успеть бесконечно много. Всё остальное — вопрос организации. Время резиновое. Утекает у бездельников и прилепляется к тем, кто вечно занят.
Вражда обязана быть великодушной хотя бы потому, что от дружбы великодушия редко когда дождёшься. Никто не царапает тебя так больно, как друг. Хотя сам же потом прибежит замазывать зеленкой.
Об однокашниках не положено думать плохо. Это большой грех, грех главным образом перед своими же воспоминаниями.
Люди устроены как рояли. У всех — мудрых и глупых, великих и жалких, нравственно прекрасных и нравственно уродливых — эмоциональные клавиши расположены в одних и тех же местах. Все различие — в глубине и качестве звучания
Человек, которому не нравится жизнь, похож на туриста, который заявился в лучший в мире дендрарий, отыскал в углу тазик с удобрениями, сунул туда голову и орёт: «Тут гадко! Верните мне деньги за билет!»
— Едва дождавшись окончания грозы, я сел на реактивный диван и полетел к Леопольду Гроттеру.
— Вы полетели на реактивном диване?
Черноморов смутился. Впрочем, нельзя сказать, чтобы очень.
— Да, я понимаю, что ты хочешь сказать: кто-то из учеников, особенно из «тёмных», мог меня увидеть и поднять на смех. Ещё бы: академик, лауреат премии Волшебных Подтяжек, глава легендарного Тибидохса летит на драном диване с ощипанными куриными крылышками... Диване, из которого торчат медные пружины... Было уже поздно, и меня никто не видел... Да и откуда? Разве кто-то стал бы выглядывать в окно, услышав всего-навсего небольшой грохот... М-м... Я почти даже и не врезался в витраж Зала Двух Стихий, а если стекло и осыпалось, то от времени... Всё-таки ему было семьсот лет...
«Кошмар! А я думала, что витраж разбило молнией!» – подумала Медузия.
— Вначале я хотел воспользоваться ковром-самолетом, но отправляться на ковре в такую сырость было бы транжирством: его погрызла бы моль. И потом, реактивный диван почти в полтора раза быстрее... Ну а про сапоги-скороходы я вообще не говорю. С тех пор, как их сглазили, точность приземления у них почти двадцать верст... О, конечно, я мог бы взять швабру с пропеллером или летающий пылесос, но вы отлично знаете, что они неудобны. Во время долгих перелетов на них затекает спина, а отсутствие багажника мешает захватить с собой даже самый мало-мальский груз.
Преподавательница нежитеведения тихонько вздохнула. К чудачествам академика Сарданапала в Тибидохсе давно уже привыкли. Он вполне мог, перепутав эпохи, заявиться на занятия в римской тоге или воспламенить по ошибке чью-нибудь ушную серу, перепутав ее с серой химической. А что стоит тот случай с гостем с Лысой горы, когда академик погрузил его в трехмесячный сон, прочитав ему случайно вместо приветственной речи заклинание зимней спячки сусликов? Но что ни говори, а всё же он был величайшим волшебником после Древнира.
Можно соревноваться не в ненависти, не в приобретательстве, но в любви. Это гораздо увлекательнее.
Нельзя идти на поводу у тьмы, даже если эта тьма есть в тебе и ты чувствуешь её дыхание.
В жизни всегда масса причин, чтобы не делать чего-то: не бороться, не рисковать, поджать лапки и скиснуть, когда нужно бороться и достигать. Всегда вперед! Разочарование от несделанного – самое большое разочарование.
– Мне ничего не нужно! – сказал человек, равнодушно взглянув на сундук с самоцветами.
– И напрасно. Когда человеку не нужно ничего земного, он становится по-настоящему опасен для нашей организации. И тут уж мы беремся за него всерьез! – озабоченно ответил дух.