Да, Господь, лежит на мне вина:
глух я и не внемлю зову долга,
ибо сокрушители говна
тоже плохо пахнут очень долго.
Да, Господь, лежит на мне вина:
глух я и не внемлю зову долга,
ибо сокрушители говна
тоже плохо пахнут очень долго.
Насмешлив я к вождям, старухам,
пророчествам и чудесам,
однако свято верю слухам,
которые пустил я сам.
На свете столько разных вероятностей,
внезапных, как бандит из-за угла,
что счастье — это сумма неприятностей,
от коих нас судьба уберегла.
Когда мне скучно, тускло, душно
и жизнь истерлась, как пословица,
к себе гостей зову радушно,
и много хуже мне становится.
Это грешно звучит и печально,
но решил я давно для себя:
лучше трахнуть кого-то случайно,
чем не мочь это делать, любя.
Давно пора устроить заповедники,
а также резервации и гетто,
где праведных учений проповедники
друг друга обольют ручьями света.
Мне симпатична с неких пор
одна утешная банальность:
перо с чернильницей — прибор,
которым трахают реальность.
И понял я за много лет,
чем доля рабская чревата:
когда сгибается хребет —
душа становится горбата.
Мне симпатична с неких пор
одна утешная банальность:
перо с чернильницей — прибор,
которым трахают реальность.
И понял я за много лет,
чем доля рабская чревата:
когда сгибается хребет —
душа становится горбата.
В чужую личность мне не влезть,
а мной не могут быть другие,
и я таков, каков я есть,
а те, кто лучше, — не такие.