Александр Червинский. Как хорошо продать хороший сценарий

Когда мы возвращаемся к зданию школы, где когда-то учились, нам всякий раз кажется, что здание стало другим, но это не здание — это мы меняемся, и каждая встреча со старой школой дает нам почувствовать, как далеко мы ушли, как много потеряли, какими другими мы были.

20.00

Другие цитаты по теме

Плохо быть авантюристом, когда ни ума, ни точных данных, одни лишь предположения и совершенно ненаучный интерес.

Маленький, я никогда нигде не забывал свои игрушки, не разбирал розетку, не засыпал в обнимку с родителями, когда пугают ночные призраки. Я не видел шумных дней рождения, когда мама разрезает большой-большой торт, взрослые шумно говорят о своем, пока маленькие и оттого ещё более шумные ползают на четвереньках под столом, играя в прятки. У меня не было любимой сказки перед сном, любимой книжки, любимого папы. Всё как-то мимо. Но и никакого чувства ущербности не было, только сожаление. Всё сам купил себе. Поздно, но купил. Даже машинки, так похожие на настоящие. И настоящую машину тоже. Ничего никому не доказывая.

— В шестом классе я чувствовала себя очень неловкой.

— Ты — неловкой?

— Да, у меня были крупные зубы и маленькие глазки. Я была выше всех остальных.

— Хотелось бы посмотреть на это. А я в шестом классе был никаким. Знаешь, есть умные, есть забавные, есть спортивные, а я... просто был Уилл.

Взрослым вроде бы легче жить,

Накопились и опыт и знания;

Но так хочется поворошить,

Детства нашего воспоминания..

Мандаринами пахла ёлка там,

На кассетнике день и ночь Мираж;

На бумаге писали мы письма друзьям,

И с отцом в выходные мы шли в гараж.

Там гудрон мы жевали без вреда,

И по видику еще молодой Ван Дамм;

Ждали маму с работы, а она всегда,

Что-то вкусненькое приносила нам.

Мне двадцать семь лет.

Меняя как-то рубашку, я увидел себя в зеркале и вдруг как бы поймал на себе разительное сходство с отцом. В действительности такого сходства нет. Я вспомнил: родительская спальня, и я, мальчик, смотрю на меняющего рубашку отца. Мне было жаль его. Он уже не может быть красивым, знаменитым, он уже готов, закончен, уже ничем иным, кроме того, что он есть, он не может быть. Так думал я, жалея его и тихонько гордясь своим превосходством. А теперь я узнал в себе отца. Это было сходство форм, – нет, нечто другое: я бы сказал – половое сходство: как бы семя отца я вдруг ощутил в себе, в своей субстанции. И как бы кто-то сказал мне: ты готов. Закончен. Ничего больше не будет. Рожай сына.

Я не буду уже ни красивым, ни знаменитым. Я не приду из маленького города в столицу. Я не буду ни полководцем, ни наркомом, ни ученым, ни бегуном, ни авантюристом. Я мечтал всю жизнь о необычайной любви.

Чтоб стать лучше, полнее выразить себя как личность, мы должны отдавать себя другим, но НЕ ЖЕРТВОВАТЬ собой.

Настоящее наше и будущее,

Родом всегда из прошлого;

Вспоминайте, все живущие,

То, что было в детстве хорошего.

Мандаринами пахла ёлка там,

На кассетнике день и ночь Мираж;

На бумаге писали мы письма друзьям,

И с отцом в выходные мы шли в гараж.

Там гудрон мы жевали без вреда,

И по видику еще молодой Ван Дамм;

Ждали маму с работы, а она всегда,

Что-то вкусненькое приносила нам.

Воспоминания детства, беззаботного, слепо верящего детства теперь гуляют по Миралингесу невероятными существами: животными и птицами. Правда, из детских обид – а они есть у каждого – получились хромые единороги и грифоны с подбитыми крыльями.

— К Мэйджору вернутся воспоминания. И это не все хорошие новости. Это я. Настоящий я — владелец мелкого бизнеса, певец-любитель, парень, который счастлив, когда ты входишь в эту дверь.

— К Мэйджору вернется память?

— Сначала она пропадает потихоньку, потом полностью, а через пару дней просто возвращается на место.

— И ты знаешь это, потому что...

— Потому что так произошло со мной. И это навело меня на мысль, что я могу изменить свою жизнь. Изменить себя. Изменить то, кем меня считают.

Воспоминание о детских печалях может нам быть приятно и, наоборот, мысль о беззаботном нашем детстве может возбуждать скорбное чувство; вообще воспоминание о предметах, внушавших нам прежде такое-то чувство, вызывает не это самое чувство, а только бледную тень прежнего или, лучше сказать, что совсем другое...