Пойдём в эту теплую осень, в туман,
В город, усыпанный листьями, в море огней
Показывал зарево в звездах небесный экран,
Пока жизнь приятна, давай насладимся ей.
Пойдём в эту теплую осень, в туман,
В город, усыпанный листьями, в море огней
Показывал зарево в звездах небесный экран,
Пока жизнь приятна, давай насладимся ей.
Счастливым можно быть в любое время года. Счастье — это вообще такой особый пятый сезон, который наступает, не обращая внимания на даты, календари и всё такое прочее. Оно как вечная весна, которая всегда с тобой, за тонкой стеклянной стенкой оранжереи. Только стенка эта так странно устроена, что иногда её непрошибить и из пулемёта, а иногда она исчезает — и ты проваливаешься в эту оранжерею, в это счастье, в эту вечную весну. Но стоит тебе забыться, как приходит сторож — и выдворяет тебя на улицу. А на улице все строго по календарю. Зима — так зима. Осень — так осень. Обычная весна с авитаминозом и заморозками — так обычная весна. Но оранжерея-то никуда не исчезла, в неё можно вернуться в любой момент, главное — поверить в то, что стеклянная стенка исчезла, без притворства, без показной бодрости и долгой подготовки, непроизвольно, чтобы она и в самом деле исчезла.
Следом за бумажным змеем на велосипедах мчаться вниз с горы,
Сквозь цветущие деревья, облетая сонные дворы.
Апрельское утро, трепещущие ленты в волосах,
Расстёгнуты куртки — летят по небу, словно паруса...
Оставлены велосипеды, кеды наспех сброшены во влажной траве.
Наперегонки по склонам вниз к морской прохладной синеве...
Балансируя на узком парапете, бежать на край земли,
Кормить белых чаек, считать на горизонте корабли.
Следом за бумажным змеем на велосипедах мчаться вниз с горы,
Сквозь цветущие деревья, облетая сонные дворы.
Апрельское утро, трепещущие ленты в волосах,
Расстёгнуты куртки — летят по небу, словно паруса...
Оставлены велосипеды, кеды наспех сброшены во влажной траве.
Наперегонки по склонам вниз к морской прохладной синеве...
Балансируя на узком парапете, бежать на край земли,
Кормить белых чаек, считать на горизонте корабли.
По октябрьскому лесу
Шел я.
Умиротворяла
Тихость осени.
Хотелось,
Чтоб она тянулась долго
С этой ясностью, с дождями,
С днями длинными, глухими,
С обнаженностью деревьев,
С обостренностью их линий,
И с каким-то странным чувством
Одиночества, в котором
Удовольствие находишь...
Так я осень понимаю.
Влачил я, сам не зная почему,
Жизнь, словно взятую взаймы из книги,
В которую вникал, но смысл понять не мог,
Меж тем как суть её таилась между строк.
Так долго я плутал в любви, в печали,
Боролся с тенью, тратил силы зря
В забавах, что меня не исцеляли,
И всё мечтал, что близится заря.
Я впился взглядом в жизнь, и мне открылось,
Что часто смелость не спасает в битве,
А быстрота — в погоне; что и горе
И счастье растревожить нас бессильны;
Что истины нельзя достигнуть в споре
И что истоки наших грёз темны,
А счастье — бег времён и плеск волны!
Небывалая осень построила купол высокий,
Был приказ облакам этот купол собой не темнить.
И дивилися люди: проходят сентябрьские сроки,
А куда провалились студеные, влажные дни?..
Изумрудною стала вода замутненных каналов,
И крапива запахла, как розы, но только сильней,
Было душно от зорь, нестерпимых, бесовских и алых,
Их запомнили все мы до конца наших дней.
Было солнце таким, как вошедший в столицу мятежник,
И весенняя осень так жадно ласкалась к нему,
Что казалось — сейчас забелеет прозрачный подснежник...
Вот когда подошёл ты, спокойный, к крыльцу моему.