— Я проверил алиби Петра Завьялова. Он действительно был в спорт-баре, пять свидетелей. Так что надо выпускать.
— Ты так легко подозреваемыми не разбрасывайся. Кого мы тогда сажать будем?
— Картошку.
— Я проверил алиби Петра Завьялова. Он действительно был в спорт-баре, пять свидетелей. Так что надо выпускать.
— Ты так легко подозреваемыми не разбрасывайся. Кого мы тогда сажать будем?
— Картошку.
— Ну всего-то проникнуть в резиденцию «Барина» и снять охрану.
— Ты чего, с ума сошёл!? Это частные владения! Ордер есть? Хочешь, чтобы меня посадили?
— Дим?
— Это строгий выговор с занесением в личное дело, как минимум!
— Ну хорошо, ладно, я один пойду. Только потом не говори на похоронах, что не уберёг, что если бы была возможность всё изменить — поступил бы иначе...
— Ты что, меня разлюбил?
— Да нет... Человеческие отношения — они как ветер. Он утих...
— Что?
— Анька, найди себе кого-нибудь помоложе и с густой шевелюрой на башке.
— Дурак!
Конному всаднику. С лошадью следует обращаться как с женой: надо делать вид, что ты ей доверяешь.
— ... Знакомится в баре с жертвой или в ресторане, напаивает её до бессознательного состояния, а утром жертва себя обнаруживает совсем в другом конце города, на остановке или просто на земле... И без всего!
— Голыми, что ли?
— Умерь свою фантазию, Краснов, до необходимого предела!
На одном ленинградском заводе произошел такой случай. Старый рабочий написал директору письмо. Взял лист наждачной бумаги и на оборотной стороне вывел:
«Когда мне наконец предоставят отдельное жильё?»
Удивленный директор вызвал рабочего: «Что это за фокус с наждаком?»
Рабочий ответил: «Обыкновенный лист ты бы использовал в сортире. А так ещё подумаешь малость…»
И рабочему, представьте себе, дали комнату. А директор впоследствии не расставался с этим письмом. В Смольном его демонстрировал на партийной конференции…