— У неё задница как комета Галлея, такое можно увидеть раз в 15 лет!
— В 75, комета Галлея появляется каждые 75…
— Тем более!
— У неё задница как комета Галлея, такое можно увидеть раз в 15 лет!
— В 75, комета Галлея появляется каждые 75…
— Тем более!
— Нет, Стелла очень красивая, натуральная блондинка, то, что ты хочешь, но я все-таки обнаружил, что она прятала лекарства по всей квартире. Как ты думаешь — я в отчаянии, у меня это вызывает беспокойство.
— А попытка самоубийства из-за блюда с выпечкой, у тебя не вызвала беспокойства?
— Нет.
Смотреть на него доставляло мне глубокую радость — волнующую и вместе с тем мучительную, драгоценную, как золото без примеси, но таящую в себе острую боль. Удовольствие, подобное тому, какое должен испытывать погибающий от жажды человек, который знает, что колодец, к которому он подполз, отравлен, но все же пьет божественную влагу жадными глотками.
А разговор с Реттом вызывал у нее такое облегчение и успокоение, какое ощущаешь, когда, протанцевав целый вечер в узких туфлях, надеваешь удобные домашние шлепанцы.
Но оскорбленная любовь — тигрица, она не знает пощады, и даже самое доброе сердце тут бессильно.
Раньше я относился к политикам как к комарам — они там где-то жужжат, иногда сосут кровь, но не сильно, жизни особо не мешают.
Но недавно я почувствовал, что эти комары начали меня потрахивать.
Ночь, как любящая мать, кладет свою руку на наш горячий лоб, поворачивает к себе заплаканное маленькое личико и улыбается... Она молчит, но мы знаем, что она чувствует за нас, прижимаемся к ней, и утихает наше маленькое горе.