Такие как ты пишут в комментах: «любое творчество имеет право на жизнь», а потом уговаривают телку сделать аборт.
Fanboy Оксаны внемли,
я здесь иврит преподать.
Фраза «когда мне это будет выгодно»
переводится как «тогда, когда я не смогу про*бать».
Курильщик, который не хочет курить, и писатель, который не хочет писать, обречены смерти.
Понятно, почему тебе так нравятся лезбухи,
В них есть мужественность, которой тебе так не хватает.
Когда меня не станет и опустеет зал,
Чернильными листами на устах я все сказал:
Что будет дальше с нами, кто здесь смотрящий.
Клеем стихи как оригами и кидаем в ящик.
Замрет весна. Безмолвно, страшно, прозреньем смертности творцов. Я стану словом отзвучавшим, я стану плотностью холстов.
Но Мирону не нужны панчи,
Он интересен и так.
Сегодня ты смотришь батлы без панчей,
завтра порнуху без баб.
Поэту неловко поэтом себя называть, он застенчив и робок,
А если он преодолеет себя, то вы**истый вечный ребёнок.
Поэт писал. Врал, врал в каждую строку. А может быть, не врал, может быть, скорлупа в нем треснула, и вылупился слепой бог, способный видеть только чужими глазами. И бог внутри созидал, подчиняясь законам сохранения энергии. Поэт писал, а в уголках губ все отчетливей проступала энтропия, все тяжелее становились руки, все более ненужным чувствовалось собственное тело, ограничивающее алчущий разум, пожелавший охватить вселенную. Но из каждого штриха распада и разложения рождался костяк нового мира, молодого и сильного. А потом поэт упал. Даже не упал, сполз, скатился на пол легким, почти невесомым ворохом и затих. В комнате пахло настоящим.
Cлайд с цитатой