Обвиненье в измене легко доказать,
Подстрекательство к бунту — труднее,
Но уж в злостном банкротстве козу обвинять,
Извините, совсем ахинея.
Обвиненье в измене легко доказать,
Подстрекательство к бунту — труднее,
Но уж в злостном банкротстве козу обвинять,
Извините, совсем ахинея.
Можно было б смириться с потерей плаща,
Уповая на семь сюртуков
И три пары штиблет; но, пропажу ища,
Он забыл даже, кто он таков.
Впрочем, мненья присяжных сложились давно,
Всяк отстаивал собственный взгляд,
И решительно было ему всё равно,
Что коллеги его говорят.
Я вам все рассказал в день отплытья.
Обвиняйте в убийстве меня, в колдовстве.
В слабоумии, если хотите;
Но в увертках сомнительных и в плутовстве
Я никак не повинен, простите.
Я в тот день по-турецки вам все объяснил,
Повторил на фарси, на латыни;
Но сказать по-английски, как видно, забыл
Это мучит меня и поныне.
Гавка сказала мышке: «Идем!
Ты мне ответишь перед судом!
Нынче мне скучно, и с интересом
я занялась бы нашим процессом».
Мышь отвечала: «Что ж, я согласна!
Пусть нас рассудит суд беспристрастный!
Где же судья и где заседатели,
чтобы напрасно слов мы не тратили?»
Гавкин коварный слышится смех:
«Я, дорогая, справлюсь за всех.
Наши законы — ваша вина.
Будешь немедля ты казнена».
И он с пафосом стал излагать материал
(При всеобщем тоскливом внимании) —
Забывая, что вдруг брать людей на испуг
Неприлично в приличной компании.