— Нет, не понимаешь, — возражает Марго, и она права: она все видит по моему лицу.
До меня доходит, что я не могу стать ею, а она не может быть мной. Допустим, у Уитмена был такой дар, но у меня его нет. Мне приходится спрашивать у раненого, где болит, потому что я сам не могу стать этим раненым. Единственный раненый человек, которым я могу быть, это я сам.
И я сразу понял, как Марго Рот Шпигельман чувствовала себя, когда не была Марго Рот Шпигельман. Она чувствовала себя опустошенной. Она чувствовала себя так, будто она окружена стеной, размеров которой нельзя оценить.
Полное имя тачки звучало так: «Загнали, а Пристрелить Забыли», но мы сократили его до ЗПЗ. Работал ЗПЗ не на бензине, а на неисчерпаемом топливе, называющемся «человеческая надежда».
Всё время забываешь, что мир полон людей, просто битком набит и вот-вот лопнет; так легко составить представление о каждом человеке, но оно постоянно оказывается неверным.
— Поразительно, неужели тебе вся эта ерунда реально небезразлична?
— Гм?
— Колледж: возьмут тебя или нет. Проблемы: возникнут или нет. Школа: будут у тебя пятерки или тройки. Карьера: сделаешь ты её или не сделаешь. Дом: большой или маленький. Деньги: есть или нет. Все это так тоскливо!
Мои мама с папой — психотерапевты, так что у меня, по определению, проблем психологических нет.
Это мне в моих друзьях больше всего нравилось: они просто сидели и рассказывали всякие истории. Истории-окна и истории-зеркала. А я просто слушал — тем, что было у меня на уме никого не развеселить. Я конечно не мог не думать о том, что кончается и школа и все остальное.
Мне нравилось стоять чуть в сторонке и наблюдать за всеми — было в этом что-то тоскливое, но меня это не смущало, я просто слушал, а грусть и радость кружили вокруг меня водоворотом, усиливая друг друга. И мне казалось, что вот-вот у меня что-то треснет в груди, но чувство это не было неприятным.
Из-за этого запаха меня охватывает отчаяние и ужас — не такой ужас, когда в легких нет воздуха, а такой, как будто его нет в атмосфере.
Cлайд с цитатой