Для прыжка в пропасть трамплин не нужен.
— Если бы это было делом рук футбольных фанатов, то он бы получил серьёзные травмы.
— Он мёртв! Куда уж серьёзней?!
Для прыжка в пропасть трамплин не нужен.
— Если бы это было делом рук футбольных фанатов, то он бы получил серьёзные травмы.
— Он мёртв! Куда уж серьёзней?!
Путь к смерти открыт для нас всегда, в каждый момент, на любом шаге. И постепенно мы приближаемся к ней, сами того не желая. Или, напротив, сдаемся и выбираем смерть сознательно.
— Жиртрест, ты же собирался покончить с собой?
— Я пытался! Я заснул в гараже в машине матери с включенным мотором.
— И чё, не умер?
— Долбаные гибриды, разве с ними сдохнешь?
– Что вы думаете о хиромантах, которые предвещают вам смерть?
– Надеюсь, страховая компания не даст мне умереть, ведь я застрахован.
— Какой сегодня день?
— Пятница.
— Мне в пятницу помирать нельзя.
— Тогда суббота.
Можно ли назвать по-настоящему живым человека, которого нельзя убить?
Цена человеческой жизни стоит того, чтобы рискнуть. Ради того, что твоему сердцу желанно.
И если бы Иисус Христос умер от передозировки барбитуратов, один, на полу в ванной, вознесся бы Он на Небеса или нет?
Смерть ко всем успеет, её не торопят.
Наложить на себя руки можно всего по двух причинам. Первая — стремление убежать от чего-то или к чему-то. В этом есть рациональное зерно: если человек мучается от невыносимой боли, отчаяния или духовных метаний и нет ни малейшей надежды на излечение, то, возможно, есть смысл избрать уход в небытие. Но не очень-то разумно убить себя в надежде на лучшую жизнь или на обогащение гаммы своих чувств опытом смерти. Испытать смерть нельзя. Я не уверена даже, что можно испытать процесс умирания. Испытать можно лишь приготовление к смерти, но даже это лишено смысла, ибо впоследствии такой опыт не пригодится. Если после смерти нас ждет какая-то иная жизнь, мы все скоро в этом убедимся. Если же нет, то нам уже не представится возможности пожаловаться, что нас надули. Люди, верящие в загробную жизнь, вполне в ладу с разумом. Лишь им не суждено испытать последнее разочарование.