Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на письма с приглашениями.
Она все еще хозяйка в доме, а вы — бледная тень, которой следовало бы лежать на кладбище вместо нее.
Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на письма с приглашениями.
Она все еще хозяйка в доме, а вы — бледная тень, которой следовало бы лежать на кладбище вместо нее.
Я думаю только о тебе, — сказал он. — Больше я ни о чём не сожалею. Если бы я мог вернуться назад, я бы снова сделал то же. Я рад, что я убил Ребекку. Меня никогда не будут мучить угрызения совести из-за неё. Никогда. Но ты... Я не могу забыть, что я сделал тебе. Я глядел на тебя весь ленч, я не мог думать ни о чём другом. Оно исчезло навсегда, это забавное, юное, потерянное выражение, которое я так любил. Я убил его, когда я рассказал тебе о Ребекке. Исчезло навсегда. Ты повзрослела за одни сутки...
Похоже, я только замещала ту, первую — сидела в кресле, которое раньше занимала она, разливала кофе из того же серебряного кофейника и так же гладила собачьи уши. Джаспер положил мне голову на колени, я вздрогнула и подумала: что бы сейчас сделала на моем месте Ребекка? Наверное дала бы ему сахар.
Мне захотелось вернуться, поймать исчезнувший миг, но я тут же подумала, что, даже поверни мы обратно, он будет иным, даже солнце на небе не останется прежним, и тени будут другими...
Легко быть спокойным и выдержанным, подумала я, если ты не перенес удары судьбы, если не обливался горючими слезами, не зная, куда деться от отчаяния...
Мы беседовали за столиком, он пил кофе, ел тосты и апельсин. Он говорил только о женитьбе, а о любви ни слова. С Ребеккой он говорил, вероятно, не так... Но об этом я не должна думать. Об этом надо навсегда забыть...
Я не могла бороться с мертвой Ребеккой. Она была сильнее меня. Если бы Максим любил какую-нибудь живую женщину, ездил бы к ней в гости или обедать, иногда оставался бы у нее ночевать, я могла бы бороться. Эта женщина могла состариться, надоесть ему, стать безразличной, и тогда моя победа была бы полной. Но с мертвой Ребеккой я бороться не могла. Она продолжала оставаться молодой, прекрасной и обаятельной, и это было непоправимо.
Когда люди испытывают большое потрясение или физическую травму, они не сразу чувствуют боль и тяжесть утраты.
Я тоже должна называть его Максимом. Максом называла его только она, и только она имела на это право.