Джеральд Даррелл. Пикник и прочие безобразия

Другие цитаты по теме

— Будьте любезны, — обратился Ларри к бармену, морщинистому человечку в грязном фартуке, — налейте мне в самый большой стакан, какой только есть, анисовки, чтобы я мог отключиться.

Речь иностранца, не только свободно говорящего по-гречески, но и достаточно богатого, чтобы заказать большой стакан анисовки, вызвала счастливую улыбку на лице бармена.

— Амессос, кирие, — сказал он. — Вам с водой или со льдом?

— Немного льда, — ответил Ларри. — Ровно столько, сколько требуется, чтобы побелить пойло.

— Извините, кирие, но у нас нет льда, — смущенно сообщил бармен.

Из груди Ларри вырвался глубокий горестный вздох.

— Только в Греции, — обратился он к нам по-английски, — возможен такой диалог. От него так сильно отдает Льюисом Кэрролом, что этого бармена можно принять за переодетого Чеширского Кота.

Наверное, с детских лет я скорее знал, чего не хотел, чем то, чего хотел. Но сейчас речь о таком выборе не идет. С каждым разом для меня важнее, чтобы моей душе было хорошо и чтобы моей семье было хорошо.

Я очень дорожу семейной жизнью, но это отнюдь не лишает меня права иной раз не явиться домой к обеду.

Почему-то во всем, что связано с семьей, мне приходится выбирать между невозможным и неприятным.

Я безжалостна, бесчувственна и жестока, когда речь идет о защите семьи. Такой я человек.

И вот, думая, что на семейном фронте царит затишье, я на мгновение отвернулся и был вознагражден эффектным грохотом за спиной.

Одна из действительно трусливых вещей, которые я сделал в своей жизни — не сходил на похороны своего отца. Я не хочу цитировать психолога, но это правда: по этой причине я не мог принять его смерть и смириться с ней. Поскольку я повел себя как трус, я должен теперь страдать от этого. С тех пор у меня появилась навязчивая мысль о смерти и потери. Я надеюсь, что это изменится, но это уже продолжается в течение длительного времени.

— Просто так женщинам цветы не дарят.

— А я как-то завалил одну женщину цветами — хоть бы спасибо сказала, — поведал Ларри.

— Это почему же? — удивился Лесли. — Я считал, что женщины любят цветы.

— Не в виде венков, — объяснил Ларри.— Поскольку она была мертва, не станем судить ее слишком строго. Уверен, будь она жива, поставила бы цветы в вазы.

— И когда только ты научишься воспринимать такие вещи серьезно! — посетовала Марго.

— К венкам я отношусь очень серьезно, — возразил Ларри. — В Америке их вешают на двери на Рождество. Вероятно, чтобы напомнить — как вам везет, что вы не лежите под ними.

У меня потрясающие родители. Всю жизнь прожили в одном месте, в одном доме. Говорят, большего им не нужно. У них друзья, с которыми они дружат всю жизнь, со школы. Они верные люди. А родительская верность сообщает ребенку уверенность, правда? Мое детство, и брата, и сестры было отмечено этой уверенностью в незыблемости нашей жизни, в том, что если что-то дурное и случится, то уж точно будет преодолено. Для отца наша стабильность всегда была приоритетом, причем не материальная ее сторона. Папа говорит, деньги не предмет первой необходимости, они, как огнетушитель в доме, нужны для безопасности. Предмет первой необходимости для него – доверие друг к другу. А мама всегда считала: главное, что она должна дать нам, – это саму себя, свое время. Она всегда сама укладывала нас и говорила с нами перед сном столько, сколько мы хотели. Я стараюсь смотреть на семью с их, папиной и маминой, позиций: семья должна стать для человека самым безопасным местом на свете, свободным от тревог.