— Значит, скоро все сгорит! — радостно закричала Мю. — Сгорят все дома, сады, игрушки муми-троллей, их маленькие братики и сестрички!
Здесь так много непонятного. Но с другой стороны, почему обязательно всё должно быть так, как ты привык?
— Значит, скоро все сгорит! — радостно закричала Мю. — Сгорят все дома, сады, игрушки муми-троллей, их маленькие братики и сестрички!
Здесь так много непонятного. Но с другой стороны, почему обязательно всё должно быть так, как ты привык?
А малышка Мю наотрез отказалась от всяких траурных лент и бантиков.
— Если я горюю, мне вовсе незачем это показывать и надевать разные там бантики, — сказала она.
— Да, если ты горюешь, — подчеркнул Муми-тролль. — Но ведь ты не горюешь!
— Нет, — призналась малышка Мю. — Я не могу горевать. Я умею только злиться или радоваться. А разве бельчонку поможет, если я стану горевать? Зато если я разозлюсь на Ледяную деву, может, я и укушу её когда-нибудь за ногу. И тогда, может, она поостережется щекотать других маленьких бельчат за ушки только потому, что они такие миленькие и пушистые.
Луна, как я, — грустно подумала Миса, — такая же одинокая и такая же круглая.
— И ещё они ведут порочный образ жизни...
— Порочный образ жизни? Что это значит?
— Точно не знаю. Наверное, топчут чужие огороды и пьют пиво.
Должно быть, очень одиноко тому, кого все боятся.
— Странная штука любовь, — сказала как-то раз София. — Чем больше любишь кого-нибудь, тем меньше он думает о тебе.
— Так и есть, — согласилась бабушка. — И что же тогда?
— Любишь дальше, — горячо ответила София. — И все ужаснее и ужаснее.
Слишком многое мы принимаем как должное, в том числе и друг друга.
Я чувствовал себя счастливым и даже не боялся, что это чувство исчезнет.
Всё очень неопределённо и это-то меня и успокаивает.
Как жаль, что всё самое интересное кончается тогда, когда его перестаёшь бояться и когда тебе, наоборот, уже становится весело.