— Разве ты не можешь... Ну, не знаю. Найти себе хобби или еще что-нибудь в том же роде?
— Быть очаровательным — вот мое хобби, — сообщил Адриан. — Я душа общества — даже когда не пью. Я не создан для одиночества.
— Разве ты не можешь... Ну, не знаю. Найти себе хобби или еще что-нибудь в том же роде?
— Быть очаровательным — вот мое хобби, — сообщил Адриан. — Я душа общества — даже когда не пью. Я не создан для одиночества.
— Как узнать, безумен ты или нет?
— Думаешь, ты безумна? — спросил он.
— Не знаю, — ответила я. — Я видела… кое-что.
— Безумные редко задаются вопросом, безумны они или нет, — глубокомысленно ответил он. Я вздохнула и подняла на него взгляд.
— От этого мне не легче.
— Выдвигаю принцессу Василису Драгомир.
Голова Лиссы дернулась влево, и, глядя ее глазами, я узнала знакомую фигуру. Таша Озера. Она говорила громко и уверенно, поводя по сторонам взглядом льдисто-голубых глаз и как будто подзадоривая кого-нибудь выступить против.
Зал замер. Ни перешептываний, ни скрипа кресел — просто абсолютная тишина. Судя по выражению лиц, вторым по уровню произведенного потрясения был кандидат семьи Озера; первой, конечно, Лисса.
Натан не сразу смог среагировать.
— Это не…
Внезапно поднялся сидящий рядом с Лиссой Кристиан.
— Я выдвигаю ее вторым.
И не успел он сесть, как встал Адриан.
— А я — третьим.
— Адриан. Высокий. Каштановые волосы. Зеленые глаза.
Она нахмурилась.
— Вы имеете в виду Джета?
— Я... Я не уверена. Он дымит как паровоз?
Девушка глубокомысленно кивнула.
— Угу. Должно быть, вы про Джета.
Ты оставила мне записку, будто вы вдруг решили в последние выходные хорошенько оторваться. Вместо этого я нахожу тебя, укрывающей одного из самых отъявленных преступников!
Знаешь иногда… иногда я почти верю, что безумие — это выдумка. Я никогда не ощущал того, что другие… типо Лиссы или старого Влада. Но временами… — Он помолчал. — Ну, не знаю. Я чувствую, будто нахожусь совсем рядом, Роза. Совсем рядом с краем. Как будто стоит сделать один неверный шаг, и меня затянет туда, откуда я не смогу вернуться. Потеряю себя.
Самые великие перемены в истории происходили, когда люди были способны отмахнуться от того, что им диктовали другие.