Что характерно, сын не одобрил поступок отца.
— Выпей, дядя Мить.
— Не надо, Санюшка не любила этого.
Что характерно, сын не одобрил поступок отца.
Что характерно... любили друг друга! Знаешь, как она меня называла? Никто не знает. Я ей говорю: Санюшка, она мне: Митюнюшка.
— Ну, не пил, не пил я! Хых! Хотя повод есть. Во! [достаёт и листает отрывной настенный календарь] День взятия Бастилии... впустую прошел! Восемьдесят лет со дня рождения... Ух, ты! А ей уж восемьдесят?! [принюхивается]
— Василий, а это вы чем руки-то моете? [достаёт из куба разбитую бутылку вина] Паразит!
— Ну, Санька... Это я тебе... Никогда... Ничего, ничего, врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»...
— Хлеб да соль!
— Садись пообедай с нами, дядя Митя.
— Можно.
— [Лёнька за дверью] Здрасти, баба Шур! До свидания, баба Шур!
— Ой, дядя Мить, да спрячь ты её! Вот... в этот... А... Ага! Там не найдёт.
— О! Он уж закусывает! Ну как же! Я говорю: закусываешь уже?!
— О, Саня пришла!
— Ой, Саня пришла! Я тебя еще у магазина заприметила, я ему: Митя, Митя, а он ухом не ведет! И почесал, и почесал!
— Что говоришь? Шо-то я... слышать плохо стал. Ну-ка, скажи что-нибудь.
— А чё сказать-то? Здорово, дядя Мить.
— Не слышу! Надо это... аппарат! К ушнюку идти, аппарат ставить.
— Он у вагона стоял... Бревно! С вагона соскользнуло... кувырк на землю... Одним концом... Ваську по голове. Шибануло вашего отца, Людка!... Все, всё… Всё. Теперь так и останется...
— Что останется?
— Что-что? Косоглазие!
— Так он живой?
— Ты чё каркаешь, дура? Конечно живой! А вы что подумали?!