Мне плохо даются тридцатиметровые прыжки.
Жизнь как почтовый дилижанс. Люди садятся в него, некоторое время едут вместе, привыкают друг к другу. А затем рано или поздно каждый выходит на своей станции. Дверь дилижанса хлопает, и он уезжает. А разлучившиеся никогда больше не встречаются. Во всяком случае, в этом дилижансе. Но кто сказал нам, что этот дилижанс последний? Возможно, где-то там, за горизонтом этого мира будет ещё один.
Взгляд маркиза дю Граца затерялся в глубинах ее корсета. Луиза дышала так тяжело, что сзади взрывались пуговки и дождем летели кнопки.
– Где твой стилет? – спросил маркиз дю Грац.
– Кажется, я забыла его в соседней комнате!
– Ты хоть раз можешь ничего не забывать? – ворчливо сказал маркиз и заглянул в соседнюю комнату.
На ворсистом ковре лежал князь вампиров. Из груди у него торчала узкая серебристая рукоять.
Мне мама всегда говорила, что мужчина должен быть чуть красивее обезьяны и немного богаче Рокфеллера.
— Ничего себе езда! Ты нас чуть не угробил! Ты права получал или тебе их подарили?
— Не груби!
— Сам виноват! Ты был не прав, когда в детстве баловал меня и позволял мне на тебя орать! Ты должен был меня постоянно одергивать!
— Давай я дам тебе по голове прямо сейчас! — предложил Долбушин.
— Поздно! Я уже сформировавшаяся личность! — возразила Рина.
— ... И вообще: во мне живет неблагодарная свинья!
— Ну и пусть живет! Не ковыряй ее! — посоветовал Ул.
— Ты не понимаешь. Если б она только жила, а она все время хрюкает! — пожаловался Афанасий.
— Едва дождавшись окончания грозы, я сел на реактивный диван и полетел к Леопольду Гроттеру.
— Вы полетели на реактивном диване?
Черноморов смутился. Впрочем, нельзя сказать, чтобы очень.
— Да, я понимаю, что ты хочешь сказать: кто-то из учеников, особенно из «тёмных», мог меня увидеть и поднять на смех. Ещё бы: академик, лауреат премии Волшебных Подтяжек, глава легендарного Тибидохса летит на драном диване с ощипанными куриными крылышками... Диване, из которого торчат медные пружины... Было уже поздно, и меня никто не видел... Да и откуда? Разве кто-то стал бы выглядывать в окно, услышав всего-навсего небольшой грохот... М-м... Я почти даже и не врезался в витраж Зала Двух Стихий, а если стекло и осыпалось, то от времени... Всё-таки ему было семьсот лет...
«Кошмар! А я думала, что витраж разбило молнией!» – подумала Медузия.
— Вначале я хотел воспользоваться ковром-самолетом, но отправляться на ковре в такую сырость было бы транжирством: его погрызла бы моль. И потом, реактивный диван почти в полтора раза быстрее... Ну а про сапоги-скороходы я вообще не говорю. С тех пор, как их сглазили, точность приземления у них почти двадцать верст... О, конечно, я мог бы взять швабру с пропеллером или летающий пылесос, но вы отлично знаете, что они неудобны. Во время долгих перелетов на них затекает спина, а отсутствие багажника мешает захватить с собой даже самый мало-мальский груз.
Преподавательница нежитеведения тихонько вздохнула. К чудачествам академика Сарданапала в Тибидохсе давно уже привыкли. Он вполне мог, перепутав эпохи, заявиться на занятия в римской тоге или воспламенить по ошибке чью-нибудь ушную серу, перепутав ее с серой химической. А что стоит тот случай с гостем с Лысой горы, когда академик погрузил его в трехмесячный сон, прочитав ему случайно вместо приветственной речи заклинание зимней спячки сусликов? Но что ни говори, а всё же он был величайшим волшебником после Древнира.
— Он-то думал, небось, что у меня в сумке деньги, а там только и было, что кобра, скорпион и два тарантула.
— И ты носишь их в сумке?!
— Извини, Верб, но носить змей в кармане я не собираюсь. В карманах у меня яды...
Cлайд с цитатой