Кровь его загоралась, как только он вспоминал о ней; он легко сладил бы с своею кровью, но что-то другое в него вселилось, чего он никак не допускал, над чем всегда трунил, что возмущало всю его гордость. В разговорах с Анной Сергеевной он еще больше прежнего высказывал свое равнодушное презрение ко всему романтическому; а оставшись наедине, он с негодованием сознавал романтика в самом себе.
Ведь вот ты, — прибавил он, обращаясь к сидевшему на козлах мужику, — ты, умница, есть у тебя жена?
Мужик показал обоим приятелям свое плоское и подслеповатое лицо.
— Жена-то? Есть. Как не быть жене?
— Ты ее бьешь?
— Жену-то? Всяко случается. Без причины не бьем.
— И прекрасно. Ну, а она тебя бьет?
Мужик задергал вожжами.
— Эко слово ты сказал, барин. Тебе бы все шутить... — Он, видимо, обиделся.
— Слышишь, Аркадий Николаевич! А нас с вами прибили... вот оно что значит быть образованными людьми.