Если в ходе теста нет угрозы жизни, разве это вообще наука?
Вот почему люди не могут пройти эти испытания — они обращаются с друзьями как с врагами.
Если в ходе теста нет угрозы жизни, разве это вообще наука?
Вот почему люди не могут пройти эти испытания — они обращаются с друзьями как с врагами.
Вера тебя не спасёт... Тебя спасут медицина и надувные мешки в автомобиле. Бог тебя не защитит... Тебя сможет защитить только разум. Только просвещение... Верь лишь в то, что приносит ощутимые результаты. Сколько лет прошло с тех пор, когда кто-то расхаживал по воде аки посуху? В наше время чудеса способна творить только наука... компьютеры, вакцины, космические станции, а теперь даже и божественное чудо творения. Вещество из ничего получено в лаборатории... Кому нужен этот Бог? Никому! Наука — это наше божество!
Александр Филиппович задрал брови и приоткрыл рот. Потом вздохнул и сказал:
— Ладно, гордыня так же нелепа, как и скромность. Кто-то умный сказал, что порядочный учёный должен уметь объяснить свою теорию пятилетнему ребёнку. Допустим, я ребёнок — объясняйте.
— Ладно, — согласился Шустеров и полез в карман за сигаретой. Затянулся. — Есть на свете три гадких явления: парадокс Ольберса, красное смещение и реликтовый фон.
Александр Филиппович кивнул и сказал:
— А мне очень не нравится хабеас корпус и трирарка в синто.
— Это ещё что? — захлопал глазами Шустеров.
— Понятия не имею, — признался Александр Филиппович. — Потому и раздражает.
Была создана, а затем заброшена людьми. У них есть такая привычка — создать что-нибудь прекрасное, а потом забросить.
Очень хорошо. Вы двое — прекрасная команда… благодаря тому из вас, кто делает всю работу.
Если я предположу, что между Землёй и Марсом вокруг Солнца по эллиптической орбите летает фарфоровый чайник, никто не сможет опровергнуть моё утверждение, особенно если я предусмотрительно добавлю, что чайник настолько мал, что не виден даже мощнейшими телескопами. Но если бы я затем сказал, что коль моё утверждение не может быть опровергнуто, то недопустимо человеческому разуму в нём сомневаться, мои слова следовало бы с полным на то основанием счесть бессмыслицей. Тем не менее, если существование такого чайника утверждалось бы в древних книгах, каждое воскресенье заучиваемых как святая истина, и осаждалось бы в умах школьников, то сомнение в его существовании стало бы признаком эксцентричности и привлекло бы к усомнившемуся внимание психиатра в эпоху просвещения или же инквизитора в более ранние времена.
Когда-то кто-то сказал: «Исаак Ньютон вертится в гробу» в ответ на какую-нибудь простую ошибку по физике. Но если бы Ньютон услышал, что его тело вращается в гробу без воздействия внешней силы, то он бы... завертелся в гробу.
Я знаю, как люди делают новых людей. Смехотворно. К тому же, для этого способа нужно, чтобы человек уже был с самого начала, за что кое-кого, надеюсь, уже уволили.
Я имею только некоторое отношение к науке, мистер Холмс: так сказать, собираю раковины на берегу необъятного океана познания.
— Как в бермудском треугольнике? Или это что-то вроде треуголки из фольги, которую я надеваю по выходным?
— Скорее как бермудский треугольник, но мы считаем, что он намного важнее.