— Да... Я не думала, что мой будущий муж — такой врун!
— Мариночка, женщины всегда выбирают себе мужа, очень похожего на своего отца.
— Да... Я не думала, что мой будущий муж — такой врун!
— Мариночка, женщины всегда выбирают себе мужа, очень похожего на своего отца.
Не так страшна мебель, как женщина, которая постоянно меняет решения — куда её переставить.
— Ты такая соблазнительная, когда злишься.
— Только не говори, что ты из тех, кто считает, что лучший секс — секс после ссоры.
— Я из тех, кто считает, что лучший секс — это секс вместо ссоры.
— Давид Ревазович, я вас вызвал, чтобы выпить вот этот коньяк, потому что на одного он не делится.
— А вообще не пить — это не вариант? Я понимаю, что ты переживаешь из-за разрыва с Маринэ, но...
— Чего?! В смысле — я переживаю? Давайте выпьем с вами за наш развод, чтобы мы не любили друг друга и умерли в разные дни.
— А знаешь, в конце концов, ты сам виноват!
— Я?!
— Да! Влюбился в армянку! Влюбился бы в русскую — давно бы был женат и уже дети были бы. Наверное...
... ложь не стоит на ногах, если её хорошенько не подпереть. Когда мне случается занять у моего воображения удачную ложь, я всегда при этом фабрикую не только вексель, но и поручительство.
Вместо слова «свобода» в следующей сентенции ставлю слово «еда / сытость»: «еда и сытость — когда еда и сытость лишь некоторым, если сытость и еда всем, то сытость и еда исчезает / не имеет места». А как вам такая ложь: свобода бить детей — это когда свобода бить детей для некоторых, а если свобода бить детей каждому, то свобода бить детей исчезает, не имеет места?