— Мы еще увидимся, не правда ли?
— Как прикажете.
— В таком случае, мы увидимся.
— Мы еще увидимся, не правда ли?
— Как прикажете.
— В таком случае, мы увидимся.
Как все женщины, которым не удалось полюбить, она хотела чего-то, сама не зная, чего именно. Собственно, ей ничего не хотелось, хотя ей казалось, что ей хотелось всего.
— Я вам привёз нечто такое, чего вы никак не ожидаете.
— Вы себя привезли; это лучше всего.
Базаров встал и подошел к окну.
– И вы желали бы знать причину этой сдержанности, вы желали бы знать, что во мне происходит?
– Да, – повторила Одинцова с каким-то, ей еще непонятным, испугом.
И вы не рассердитесь?
– Нет.
– Нет? – Базаров стоял к ней спиною. – Так знайте же, что я люблю вас глупо, безумно… Вот чего вы добились.
— А Сильмарилл в конце концов попал к Эарендилу. А потом... Ох, хозяин, а я ведь об этом раньше не думал! Ведь у нас с собой есть частичка того же самого света, ну, в этой стеклянной звездочке, которую вам дала Владычица! Значит, если разобраться, мы из той же самой истории и она продолжается! Неужели все великие истории – бесконечные?
– Да, Сэм, такие истории не кончаются, – ответил Фродо. – А вот герои приходят и уходят, когда закончат свое дело. Рано или поздно кончится и наша история.
– И тогда мы сможем отдохнуть и выспаться, – сказал Сэм и мрачно рассмеялся. – Что до меня, то мне больше ничего и не надо. Отдохнуть, выспаться, а потом встать и покопаться в саду. Боюсь, это с самого начала было моим единственным заветным желанием. Не про моего брата всякие важные и великие дела! Но все-таки интересно, попадем мы в песню или нет? Мы уже там, внутри, в легенде, это ясно, но вот какой она будет потом? Может, ее будут рассказывать по вечерам у камина, а может, много-много лет спустя запишут в толстую, большую книгу с красными и черными буквами?
Сколько себя помню всё время держал голову запрокинутой к звёздам, а больше всего меня поразила, не встреча с ними, а встреча с тобой.
Он все делает добро, сколько может; он все еще шумит понемножку: недаром же был он некогда львом; но жить ему тяжело... тяжелей, чем он сам подозревает...
– Все хорошо, – сказал он. – Ты пришла туда, куда хотела прийти.
– Я не хочу шоколада, хочу вина. И хочу туда, вниз, в нашу комнату, где разбросаны книги и горит камин.
Как это сказалось, будто само собой – «наша комната»? Не это она планировала.
— Кондо-сан, вы неправильно меня поняли. Я не такой чистый, как вы думаете. Я не из тех, кто может довериться другим. На моем пути лишь вы. Каждый раз, когда мы вместе, я чувствую, как между нами разверзается пропасть. Я не такой, как вы все.
— Если один из нас собьется с верного пути, то остальные, хорошенько врезав, вернут его в чувства. Так было всегда. Поэтому мы не сворачиваем с правильного пути. И всегда можем прожить честную жизнь. Я не знаю, что за пропасть ты себе придумал. Но я перепрыгну через нее столько раз, сколько будет нужно и преподам тебе урок! Такие встречи редко бывают жизни. Нам всем повезло.
Уходя, она обернулась, чтобы в последний раз улыбнуться и кивнуть Аркадию. Он низко поклонился, посмотрев ей вслед... и, подумав: «В это мгновенье она уже забыла о моем существовании» — почувствовал на душе какое-то изящное смирение...