Из барахтанья в прошлом может получиться неплохая литература.
Вся беда литературы в том, что в ней слишком много смысла. В реальности же жизни никакого смысла нет.
Из барахтанья в прошлом может получиться неплохая литература.
Вся беда литературы в том, что в ней слишком много смысла. В реальности же жизни никакого смысла нет.
Возможно, истинная действительность всегда слишком неблагодарна, чтобы ее запечатлевать, слишком бессмысленна или слишком бессмысленна или слишком страшна, чтобы её не олитературивать. И тем не менее это раздражает, если хочешь узнать правду: оскорбительно, когда тебя дурят этакой слащавой картинкой.
Есть насыщенный раствор чувств, и причина его кристаллизации может возникнуть как внутри, так и вовне. Слова и события падают в эту психофизическую болтушку, и в ней образуются сгустки эмоций и переживаний, зовущие к действию. Раствор чувств обогащен ощущениями, они проникают от сосков, через кожу и нервные окончания в душу, в подсознательное, в сверхсознательное, в область духа. И эти новые очаги напряжения личности как бы сообщают раствору чувств движение, заставляют его течь в определенном направлении — к абсолютно неизведанной, полной загадок сфере любви. Волею случая в этот текущий к любви поток чувства попадают разные центры кристаллизации — слова, события, пример других людей, собственные фантазии и картины из прошлого, — тут замешаны все бесчисленные изобретения, при помощи коих парки ткут нить неповторимой человеческой судьбы.
Книги я не покупаю.
Они скользят сквозь пальцы. Поймав заглавие, отпускаю его, чтобы немедля вытянуть следующее. Это странно приятно, будто тексты, которые не успеешь прочесть, узнаешь насквозь. Ощущаешь их глубину. В этом есть смутная радость, что-то из другой жизни, из того потерянного далека, что дышит сладкой печалью. Названия мелькают. Страницы шелестят. В душе наступает покой.
Разве может человек всерьез верить в свою индивидуальность?.. Между мною нынешним и мною прежним громадное различие.
В далеком прошлом у людей родились мысли, которые сегодня презираются и высмеиваются, но мысли эти возникли и останутся навсегда, и это само по себе было утешением.
За что ты любишь любимую? За то, что она есть. Собственно говоря, так ведь определяет себя Бог: Я есмь Сущий. Женщина есть сущая. И доля её сущности переливается через край, преображая вселенную. Тогда предметы и события — уже не просто представители классов, они обретают уникальность; это уже не иллюстрации к абстрактным именам, а конкретные вещи.
— Очень часто мне бывает страшно жаль их. Они не ведают, что их ждет. Семьдесят лет подвохов и предательство, ловушек и обмана.
— И еще удовольствие, — вставил я. — Удовольствий, иногда переходящих в экстаз.
— Ну да, — согласился Риверс, отходя от кроватки. — Они-то и заманивают в ловушки.