Таня удивляла меня своим безмолвным послушанием. Я не понимал, чего в нем больше — равнодушия, смирения, гордыни?
Любовь — это для молодежи. Для военнослужащих и спортсменов... А тут всё сложнее. Тут уже не любовь, а судьба...
Таня удивляла меня своим безмолвным послушанием. Я не понимал, чего в нем больше — равнодушия, смирения, гордыни?
Любовь — это для молодежи. Для военнослужащих и спортсменов... А тут всё сложнее. Тут уже не любовь, а судьба...
Собственно говоря, я даже не знаю, что такое любовь. Критерии отсутствуют полностью. Несчастная любовь — это я ещё понимаю. А если все нормально? Есть в ощущении нормы какой-то подвох. И всё-таки ещё страшнее — хаос...
Тебе не платят — вот что скверно. Деньги — это свобода, пространство, капризы... Имея деньги, так легко переносить нищету...
Учись зарабатывать их, не лицемеря. Иди работать грузчиком, пиши ночами. Мандельштам говорил, люди сохранят все, что им нужно. Вот и пиши...
У тебя есть к этому способности — могло и не быть. Пиши, создай шедевр. Вызови душевное потрясение у читателя. У одного-единственного живого человека... Задача на всю жизнь.
А если не получится? Что ж, ты сам говорил, в моральном отношении неудавшаяся попытка еще благороднее. Хотя бы потому, что не вознаграждается...
Пиши, раз уж взялся, тащи этот груз. Чем он весомее, тем легче...
В разговоре с женщиной есть один болезненный момент. Ты приводишь факты, доводы, аргументы. Ты взываешь к логике и здравому смыслу. И неожиданно обнаруживаешь, что ей противен сам звук твоего голоса…
Тоска и ужас — реакция на вечность. Печаль и страх обращены вниз. Тоска и ужас — к небу.
Не думай и все. Я уже пятнадцать лет не думаю. А будешь думать — жить не захочется. Все, кто думает, несчастные...
Бывает, ты разговариваешь с женщиной, приводишь ей красноречивые доводы и убедительные аргументы. А ей не до аргументов. Ей противен сам звук твоего голоса.