Противно и не в тему, будто свингеры на Ноевом ковчеге.
Кто попрошаренней, тот вылез из утробы.
Осмотрелся и залез обратно за собой захлопнув,
Задвинув все четыре щеколды.
Противно и не в тему, будто свингеры на Ноевом ковчеге.
Кто попрошаренней, тот вылез из утробы.
Осмотрелся и залез обратно за собой захлопнув,
Задвинув все четыре щеколды.
Они не терпели ничего неизменного и охотно бы отдали все полевые цветы за одну искусственную розу.
Боль — это то, что нас делает людьми.
Все наши чувства в острие этой иглы,
Такой небрежный непроверенный эскиз,
Но ты не знала то, что это на всю жизнь.
Что там будет в старости мне по боку,
Сотри и перекрась,
Но шрамы не затянутся и раны не закроются,
Мы навсегда это запомним.
Это тебе не бабочка на голени...
— От чего ты такой серьёзный?
— Думаю, все это из-за людей, с которыми я работаю.
— Они тебя угнетают?
— Они мне противны.
Отчего в то утро было так тошно и тоскливо, почему мир казался отвратительно, невыносимо чужим? Ненависть к обступающей действительности ошеломляла, давила до обморока. Ничего подобного потом с ним никогда не случалось. Лишь иногда, наталкиваясь на такую же тошнотворную ненависть к жизни в разговорах с «наоборотниками» или в книгах модных писателей, Скорятин недоумевал: однажды испытав это уничтожающее состояние, он до сих пор не мог его забыть, а они сделали из своего отвращения профессию. Бедные, несчастные, как они существуют с этим червивым шевелением в душе́?
— Знаешь, какое чувство движет людьми больше всего?
— Э... какое?
— Любовь.
— …«Любовь»?..
— Такая сильная любовь ничем не отличается от ненависти.
— Любовь, как ненависть? Д-да они же совершенно разные!
— Они одинаковые. …Нет, они, конечно, разные. Но любовь хуже ненависти, потому что люди сами не подозревают, насколько это чувство грязное. Это просто отвратно.