То, что Москва равнодушна — верно. Людей, не умеющих ее воспринять, она перемалывает. С ней можно сжиться, ее можно даже по своему любить. Но Москве нельзя доверять.
Если хочешь по-настоящему узнать город, надо ходить пешком.
То, что Москва равнодушна — верно. Людей, не умеющих ее воспринять, она перемалывает. С ней можно сжиться, ее можно даже по своему любить. Но Москве нельзя доверять.
Всё же родной город — это высокая концентрация впечатлений. Не чего-то определённого, а всего сразу. Сильного, слабого, радостного и печального — таким мощным потоком, что просто захлёбываешься.
Человеческое общество так уж устроено, что даже в глухих городишках кварталы делятся на лощеные и малоприглядные.
В городе несчастным людям жить лучше. В городе человек может прожить сто лет и не хватиться того, что он давно умер и сгнил.
— Слыхали? Какого-то парня зарезали из-за девчонки.
— Вот такой нож! Прямо в сердце и печень задета.
— Что задето?
— Все задето!
— А крови натекло... В туалете весь пол залит!
— Две «скорых» приехало — а толку что?
— Не жилец!
— Да он в поезд сел.
— Кто? Убитый?
— Ага. А чемодан его девчонка сзади тащила.
— Так значит живой?
— Конечно!
— Вот город! Придешь вечером домой — и рассказать нечего...
Из всего, что не изменяется, самое неизменное — город, в которым ты впервые увидел свет. И хотя все в нем такое обыденное, он в том же время — пока ты растешь, меняешься, уезжаешь, помнишь его, приезжаешь и опять уезжаешь — полон для тебя неисчислимых красот. А ведь нечего вроде бы в нем и нет — одна серость, блеклые, разбросанные, обветшалые строения, и всякий раз, вернувшись, недоумеваешь: что тебя к нему так привязывает?