В ладной фигуре ее и в лице была та гаснущая, ущербная красота, которой неярко светится женщина, прожившая тридцатую осень. Но в насмешливых холодноватых глазах, в движениях она еще хранила нерастраченный запас молодости. Лицо ее с мягкими, привлекательными в своей неправильности чертами было, пожалуй, самое заурядное. Лишь один контраст резко бросался в глаза: тонкие смугло красные растрескавшиеся, жаркие губы. Она охотно смеялась, но в улыбке ее сквозило что-то заученное.
Так необычайна и явна была сумасшедшая их связь, так исступлённо горели они бесстыдным полымем, людей не совестясь и не таясь, худея и чернея в лицах на глазах у соседей, что теперь на них при встречах почему-то стыдились люди смотреть.
На чёрном фоне оттаявшей земли, всегда заманчивей и ярче белеет оставшийся кусочек снега.
Животное без потребы нельзя губить, а человека уничтожай. Поганый он, человек... Нечисть, смердит на земле, живет вроде гриба-поганки.
Жизнь заставит разобраться, и не только заставит, но и силком толкнет на какую-нибудь сторону.
Какими неумелыми казались большие черные руки отца, обнимавшие детишек. И до чего же чужим в этой мирной обстановке выглядел он — всадник, на сутки покинувший коня, насквозь пропитанный едким духом солдатчины и конского пота.
Не лазоревым алым цветом, а собачьей бесилой, дурнопьяном придорожным цветет поздняя бабья любовь.
Cлайд с цитатой