Ах, самые сильные чувства пробуждаются в нас, когда нам говорят в лицо то, что мы сами-то прекрасно знаем.
Так мы всегда, давая всё меньше, полагаем, что отдаём последнее, а за последнее — требуем от другого всего.
Ах, самые сильные чувства пробуждаются в нас, когда нам говорят в лицо то, что мы сами-то прекрасно знаем.
Так мы всегда, давая всё меньше, полагаем, что отдаём последнее, а за последнее — требуем от другого всего.
долг, честь, достоинство, как и девственность, употребляются лишь один раз в жизни, когда теряются.
… стиль есть отпечаток души столь же точный, столь же единичный, как отпечаток пальца есть паспорт преступника.
Я вам о прогрессе чего-то наговорил... Главное забыл. Не оттуда нам грозит, где с трудом даётся, даже если и грабительским трудом. Не оттуда, где дорого, где стоимость, где всем надо и все хватают, — где есть цена, объявленная ценность. прежде всего, нам грозит — от бесплатного, от Богом данного, от того, что ничего никогда не стоило, ни денег, ни труда, от того, что не имеет стоимости — вот откуда нам гибель — от того, чему не назначена цена, от бесценного. Мы выдышим и выжжем воздух, мы выпьем и выплескаем воду... То есть бесплатное мы разорим первым, а золото, брильянты, что ещё? — всё это будет лежать целехонько и после нас, на память о нас...
И если у человека есть ум сердца и он хочет поведать миру то, что у него есть, то он неизбежно будет талантлив в слове, если только поверит себе. Потому что слово — самое точное орудие, доставшееся человеку, никогда ещё никто не сумел скрыть ничего в слове: и если он лгал — слово его выдавало, а если ведал правду и говорил её — то оно к нему приходило. Не человек находит слово, а слово находит человека. Чистого человека всегда найдёт слово — и он будет, хоть на мгновение, талантлив.
… по опыту, и своему, и предшественников, можно утверждать, что самое сомнительное и спорное в словесной передаче — это мир ребёнка, мир пьяного и мир фальшивого или бездарного: ни то, ни другое, ни третье ни разу не имело достоверного самовыражения, а воспоминания подводят всех. На эти вещи у нас будет всегда свой взгляд, потому что детьми мы себя не помним, пьяными — не запоминаем, а фальшивыми и бездарными — не узнаем.
Кaкое же должно быть Слово, чтобы не истереть своё звучaние в непрaвом употреблении? Чтобы все снaряды ложных знaчений ложились рядом с заколдованным истинным смыслом!.. Но дaже если слово точно произнесено и может пережить собственную немоту вплоть до возрождения фениксa-смыслa, то значит ли это, что его отыщут в бумaжной пыли, что его вообще стaнут искaть в его прежнем, хотя бы и истинном, знaчении, a не просто произнесут зaново?..
Мы привыкли думать, что судьба превратна и мы никогда не имеем того, чего хотим. На самом деле, все мы получаем своё — и в этом самое страшное...
Кaкое же должно быть Слово, чтобы не истереть своё звучaние в непрaвом употреблении? Чтобы все снaряды ложных знaчений ложились рядом с заколдованным истинным смыслом!.. Но дaже если слово точно произнесено и может пережить собственную немоту вплоть до возрождения фениксa-смыслa, то значит ли это, что его отыщут в бумaжной пыли, что его вообще стaнут искaть в его прежнем, хотя бы и истинном, знaчении, a не просто произнесут зaново?..
Мы привыкли думать, что судьба превратна и мы никогда не имеем того, чего хотим. На самом деле, все мы получаем своё — и в этом самое страшное...