— Я полагаю, вы поддерживаете Церковь из деловых соображений, Варрик?
— Нет, это скорее личное.
— В самом деле? Вы никак не похожи на верующего.
— Мне не нравится, когда взрывают города. Вера тут — дело десятое.
— Я полагаю, вы поддерживаете Церковь из деловых соображений, Варрик?
— Нет, это скорее личное.
— В самом деле? Вы никак не похожи на верующего.
— Мне не нравится, когда взрывают города. Вера тут — дело десятое.
— Какое незабываемое приключение: путешествие по бескрайнему песчаному океану.
— Да уж, пустыне нет дела, сочетается ли маникюр со шляпой. Обидно, наверное.
— Хм... что вы там говорили час назад? Насчет того, что скорее умрете, чем проведете еще день в этом месте?
— Ладно. Мы оба ее ненавидим. Это свяжет нас на века.
— Я правильно понимаю, Варрик, что вы знали отступника, взорвавшего киркволлскую церковь?
— К сожалению, да.
— Чего же он надеялся добиться своим безумным поступком?
— В точности того, чего добился: чтобы мирные люди бросились убивать друг друга.
— Я так полагаю, на Венец зимы вы ему подарки больше не шлете?
— Как сказать. Горящий мешок навоза бронто можно считать подарком?
— Только если он с шелковой ленточкой, цветик мой.
Человека принимают в лоно церкви за то, что он верит, а изгоняют оттуда за то, что он знает.
Сострадания достойны жрецы. Они не видели и не слышали своего Бога. Они устали ждать его. И свою усталость они величают верой. Как много в их глазах и словах утомленности. И не хотят они принять то, что нет места во всей вселенной, где нет их Бога.
Ребятишек учат в воскресной школе, что честность, прямота, забота о душе должны служить главными ориентирами в жизни, в то время как «жизнь учит» , что следование этим принципам делает из нас в лучшем случае беспочвенных мечтателей.
Атеизм не повод для извинений. Напротив, им нужно гордиться, высоко держать голову, потому что атеизм практически всегда свидетельствует о независимом, здравом рассудке, или даже о здоровом рассудке.
— Как-то раз в Тени я увидел воспоминания человека, жившего в одиночестве на острове. Все его соплеменники умерли: кто-то от болезни, кого-то растерзали звери. Его жена скончалась при родах. Уцелел он один. Он мог бы попытаться выбраться, найти новую землю, новый народ. Но он остался. Каждый день он выходил на рыбалку в утлом судёнышке, а по ночам пил сидр и смотрел на звёзды.
— Ну, бывает и хуже.
— Как можно радоваться жизни, заранее сдавшись и зная, что с тобой уйдет всё? Как можно не пытаться бороться?
— Наверное, всё зависит от качества сидра.
— Наверное. Но, выходит, тебя устраивает греться на солнышке, задумываясь о том, кем ты мог быть? Не пытаясь бороться?
— Ты все не так понимаешь, Смеюн. Это и есть борьба.
— Безвольно принимать свою участь — это борьба?
— В твоей истории про рыбака, который смотрел на звезды... Ты считаешь, что он сдался, да?
— Да.
— Но ведь он продолжал жить. Он всё потерял, но по-прежнему вставал по утра. Он добывал себе пищу, даже оставшись один. Таков мир. Ты строишь — он разрушает. Все, что у тебя есть, он когда-нибудь заберет. Все уходит. Выбор только в том, опустить ли руки в ожидании смерти или продолжать путь. Он продолжал путь. Если и можно достойно ответить миру, то только так.
— Хорошо сказано. Возможно, я ошибался.