книги, литература

Перечитываю — и снова, должно быть, не удержусь от слез…

Как сердцу мил этот томик Тургенева

в пожелтевшей обложке!..

Наверное, в детстве не было других, настолько полно прожитых дней, как те, что мы проводили, читая любимую книгу.

Наша литература эпохи «великого молчания» не таит в себе эффектов гениальности, ее голос негромок. И здесь можно вспомнить знаменитые строчки Баратынского 1828 г., который так охарактеризовал собственное творчество:

Мой дар убог и голос мой не громок,

Но я живу, и на земли мое

Кому-нибудь любезно бытие:

Его найдет далекий мой потомок

В моих стихах: как знать? душа моя

Окажется с душой его в сношеньи,

И как нашел я друга в поколеньи,

Читателя найду в потомстве я.

На наш взгляд, эта характеристика может быть отнесена и ко всей древнерусской литературе в целом. Она вся устремлена не столько в настоящее, сколько в будущее, и это будущее не земное, а небесное.

Локки наблюдал за «веревочными танцорами», странным образом ощущая сродство с ними. В это утро он, как и ярмарочные артисты, тоже разыгрывал сложнейший спектакль, где каждый миг мог случиться провал.

Читательский спрос специфичен. Дабы передать важную мысль, нужно её обернуть интересным сюжетом.

Наиболее кровавые произведения пишутся обычно наименее агрессивными авторами.

Когда нет человека, который бы утешил нас, тогда Господь придет и через книгу — и обрадует душу.

Нет ничего ужасней кровопролития, но ведь именно наиболее кровавые места у Гомера и Эсхила зачастую оказываются самыми великолепными.