Я орал им: оккупант! – я провоцировал стрельбу,
а они меня видали очень вежливо в гробу.
Я знаю точно, непременно, все это Путин виноват –
что Крым сдвинул референдум – и сбежал в Россию, гад!
Я орал им: оккупант! – я провоцировал стрельбу,
а они меня видали очень вежливо в гробу.
Я знаю точно, непременно, все это Путин виноват –
что Крым сдвинул референдум – и сбежал в Россию, гад!
И Крым ушел, и Крым ушел назад –
Я тому не рад, башка моя не рада,
но он вернулся, гад,
В Россию, вот засада, брат.
Я твержу им: будет плохо, пишу жалобу в ООН,
Только Крыму глубоко безразлично – у него вот-вот сезон.
И вовсю воюет пресса, и Аваков пишет в блог.
А Россия с интересом глядит на мой Юго-Восток...
Я твержу им: будет плохо, пишу жалобу в ООН,
Только Крыму глубоко безразлично – у него вот-вот сезон.
И вовсю воюет пресса, и Аваков пишет в блог.
А Россия с интересом глядит на мой Юго-Восток...
Пообещал им поезд дружбы – ну, думаю, зассут…
А у них уже на каждом шоссе по блокпосту.
Пригрозил им: плохо будет – ты свой сельсовет продашь…
А там вежливые люди, а куда ж я на «Калаш»?
…А мой кузен Сашок обожал портвешок.
Я купил ему калаш, чтоб запихнул он Крым в мешок,
Отнёс мешок на берег, размахнулся посильней…
Тело Сашка нашли через восемь дней. (Застрелившегося. Двумя выстрелами. В сердце. Сумел же...)
У меня был Крым, он мне сильно надоел:
он по-русски говорил и слишком многого хотел.
Я заварил переворот, я залез на броневик –
и первым же законом отменил русский язык.
(Ну не отменил. Ну попытался. Ну делать, блин, больше победившему народу нечего?)
Я заорал, что Россия объявила нам войну –
и вот какой-то снайпер аж два раза, но стрельнул
(говорят, местный, из-под Львова Боби-боба).
И хоть на армию в Крыму я не потратил ни рубля –
но что теперь поделать, приказал войскам стрелять
(из последней оставшейся винтовки на десятерых… идиоты они, что ли?)