— Эдриан — пацифист. Да Господи, даже вегетарианец, он и мухи не обидит!
— Гитлер был вегетарианцем.
— Эдриан — пацифист. Да Господи, даже вегетарианец, он и мухи не обидит!
— Гитлер был вегетарианцем.
Собачья туша в переулке по утру, след шин на разодранном брюхе. Этот город боится меня. Я видел его истинное лицо. Улицы — продолжение сточных канав, а канавы заполнены кровью, и, когда стоки будут окончательно забиты, вся эта мразь начнёт тонуть, когда скопившаяся грязь похоти и убийств вспенится до пояса, все шлюхи и политиканы посмотрят наверх и возопят: «СПАСИ НАС!» Ну, а я прошепчу... «НЕТ!»
(Однажды мир станет на колени и будет просить о пощаде, а в ответ только шепот — нет…)
Изнасиловали. Замучили. Убили. Здесь, в Нью-Йорке. У самого дома. Почти сорок соседей слышали крики. Никто ничего не сделал. Никто не вызвал полицию. Некоторые даже смотрели. Понимаете?
Некоторые даже смотрели.
Тогда осознал, что такое люди, — за всеми увертками, за самообманом. Стало стыдно за человечество.
Пошел домой. Взял остатки платья, которое она не захотела. И сделал лицо, которое не противно видеть в зеркале.
Вы, кажется, до сих пор не поняли. Это не меня заперли с вами, это вас заперли со мной!
— Роршах, подожди! Ты куда собрался? Все это слишком серьезно, чтобы строить из себя крутого. Нужно найти компромисс...
— Нет. Нет, даже перед лицом Армагеддона. Никаких компромиссов.
Люди — дикари по своей природе, как бы мы ни старались это скрыть или приукрасить. Блэйк видел истинное лицо общества и предпочел быть пародией на него, анекдотом.
Был такой анекдот: Человек приходит к врачу. У него депрессия. Говорит, жизнь жестока и несправедлива.
Говорит, он один-одинешенек в этом ужасном и мрачном мире, где будущее вечно скрыто во мраке.
Врач говорит: «Лекарство очень простое. Сегодня в цирке выступает великий клоун Пальяччи. Сходите, посмотрите на него. Это вам поможет.»
Человек разражается слезами. И говорит: «Но, доктор...
... я и есть Пальяччи».