Прасковья Алексеевна

Варя помирает, Иван Израилевич в соседней комнате роялем придавленый, вы лежите, кричите, сиську просите!

Прости меня, Васенька, дуру грешную! Я ведь тогда проводницей работала, поезд «Москва-Херсон». Вот. И вы все лежите, сиську просите… Ну, я одного в детдом в Херсоне, другого в табор отдала. Раин табор через Москву как раз шёл… Она у меня всегда останавливается, Жемчужные их фамилия. А третьего, Патрика, в американское посольство сплавила.

— Васенька! У меня там заначка спрятана... достань...

— Я не Васенька! Я Иннокентий Шнипперсон, народный артист! Что?

— Кешенька! У меня там заначка спрятана... достань...

— Снова обыск? Сейчас я понятого позову.

— Не надо понятого. Мы просто посидеть пришли. В засаде.

Ты, Васятка, из-под низа бери капустку-то… там посочней.

На фига мне эти Канары… Я белье замочила.

Не забывает, как только отсидит — сразу же к маме. Из всех тюрем пишет, скучаю, говорит, мама, по вашей капустке!