от имени автора

Это наивное раздвоение ребёнка и размышляющей женщины, эта детская и в высшей степени правдивая жажда истины и справедливости и непоколебимая вера в свои стремления — всё это освещало её лицо каким-то прекрасным светом искренности, придавало ему какую-то высшую духовную красоту, и вы начинали понимать, что не так скоро можно исчерпать все знания этой красоты, которая не поддаётся вся сразу каждому обыкновенному, безучастному взгляду.

Все сводить к интеллигенции, как Захар Прилепин, на мой взгляд, неправильно. Это все равно что говорить, что Рим пал из-за интеллигенции. Интеллигенция была везде, и везде она считается… Вы думаете, в Англии интеллигенцию любят? Потеря пассионарности — вот в чем может быть причина. Нация, потерявшая внутреннее ощущение энергии, которая называется пассионарность. Странная и непонятная вещь. Но она присутствует. И нам важно понять это. Чтобы не совершать дальше ошибок.

Ну, и в итоге всем, кто потерял, хочу сказать: боль потери уляжется, подсотрется, размоются краски; все позабудется, хоть и не до конца, но заживет и кровоточить уже не будет; напоминать о прошлом будет только шрам, поэтому крепитесь и терпите.

У каждого ребенка талант к чему-нибудь своему и к шитью одежды тоже надо иметь талант: если же одежду начнет шить каждый, то она выйдет такая, что совестно будет на улицу показаться.

Этот человек вёл себя очень странно. Он никогда ничего не читал: ни газет, ни журналов, ни книг, не ходил ни в кино, ни в театр, ни в музеи, ни в катинные галереи.

Мишка такой человек — ему обязательно надо, чтоб от всего польза была. Когда у него бывают лишние деньги, он идёт в магазин и покупает какую-нибудь полезную книжку.

Ведь не так важно, кем будешь: важно трудиться, приносить людям пользу, а не коптить, как говорится, небо без толку.

Каждый любит посмеяться над кем-нибудь, но никто не любит, когда смеются над ним самим.

Добро бы я был ещё его другом: коварная нескромность истинного друга понятна каждому; но я видел его только раз в моей жизни на большой дороге, следовательно не могу питать к нему той неизъяснимой ненависти, которая, таясь под личиною дружбы, ожидает только смерти или несчастия любимого предмета, чтобы разразиться над его головою градом упреков, советов, насмешек и сожалений.

... но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром – чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми: всё приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и верно будет когда-нибудь опять.